"Наби Даули. Между жизнью и смертью " - читать интересную книгу автора

раненых, освободить помещение!
- Вон как! - продолжал упорствовать охрипший пленный. Он хотел
сказать еще что-то, но рядом с ним вырос другой солдат, довольно рослый и
крепкий.
- Товарищ батальонный врач! Разрешите, - сказал он и, не дожидаясь
ответа, взял скандалиста за ворот, подвел к порогу и, поддав коленом,
выпроводил за дверь.
- Иди, гад, не хочешь своего командира слушаться, лижи сапоги
фрицу! - проговорил он.
Это минутное происшествие словно прояснило всем головы. Люди
вспомнили, что существует взаимная выручка.
Доктору больше не пришлось никого уговаривать: пленные уже сами один
за другим освобождали камеру. Доктор подозвал к себе рослого солдата. Тот
подошел и вытянулся по стойке <смирно>.
- Вольно, - сказал доктор. - Будем знакомы, меня зовут Василий
Петрович, пока этого довольно. А вы кто?
- Я младший командир Фаттахов Зиннур, разведчик, - ответил тот. Он
волновался, и в его произношении чувствовался татарский акцент.
- Хорошо, товарищ Фаттахов, вы будете старшим по этой комнате. Сюда
никого не впускайте. А вы, - сказал доктор, взглянув на меня, - подметите
хорошенько полы!
Василий Петрович вышел. Зиннур Фаттахов стал у входа. Я принялся за
полы. Эта нехитрая работа вдруг увлекла меня. Мы точно избавились от
плена, и жизнь наша потекла по-новому.
- Человек-то, видать, хороший. Это я про доктора, - заметил
Фаттахов. - Нам надо самим о себе заботиться, фашистам на нас наплевать...
Не успели мы разговориться, как в камеру потянулись больные и
раненые. Фаттахов ногтем отмечал на косяке число поступающих: ему, как
начальнику <лазарета>, нужно было точно знать количество больных.
Вскоре вернулся и Василий Петрович. Больные и раненые не сводили с
него глаз. Доктор был для них единственной надеждой.
- Спасибо, вы очень чисто подмели полы, - сказал Василий Петрович,
окинув меня добрым взглядом.
Пожалуй, впервые в жизни я почувствовал волнующий смысл простого
слова <спасибо>. На многие годы запомнилась мне благодарность человека,
который и сам-то был на волоске от смерти.
- Что мне еще сделать? - обратился я к Василию Петровичу. Так
хотелось помочь ему.
- У вас же есть дело... - ответил он.
Я понял. Василий Петрович пожелал мне счастливого пути.
Во дворе вдруг раздалась немецкая команда. Начиналась, как обычно,
вечерняя поверка. Выходить на построение должны были все - и больные и
раненые.
Василий Петрович посмотрел в окно.
- С места никому не подниматься, - сказал он.
- Опять бить будут, - проговорил кто-то со стоном.
Василий Петрович промолчал. Он лишь побледнел и стиснул зубы. Глаза
его сощурились, на лбу резко обозначились морщины.
- Лежите все и не двигайтесь, - сказал он решительно и стал у двери.
- Ты тоже ляг, - сказал он мне, - и стони.