"Альфонс Доде. Бессмертный" - читать интересную книгу автора

автографов XVI и XVII веков, разнообразных и любопытных, являвших прошлое
в новом свете, ниспровергавших иногда одним словом, одной датой
сложившиеся представления о фактах и людях. Как бы дорого они ни стоили,
Леонар Астье не упускал ни одного из этих документов, почти всегда
оказывавшихся необходимыми для его работ, которыми он был занят или
которые задумывал. И ни тени сомнения не возбуждали в нем рассказы горбуна
о непочатых связках автографов, валявшихся в пыли на чердаке старого
особняка в Менильмонтане. Если после некоторых ядовитых намеков "великого
собирателя автографов" подозрение и рождалось у историка, то как он мог
устоять перед невозмутимостью переплетчика, сидевшего за своим станком или
поливавшего салат в тиши зеленого скита, в особенности слушая его
объяснения, совершенно правдоподобные, по поводу ошибок или подчисток на
иных листах, его рассказы о том, как коллекция семейства Мениль-Каз
пострадала от шторма, когда ее перевозили в Англию во времена эмиграции?
Успокоенный и довольный, Астье-Рею бодрым шагом проходил через двор,
каждый раз унося с собой какое-нибудь новое приобретение, оставляя взамен
чек на пятьсот, на тысячу или даже на две тысячи франков, в зависимости от
важности исторического документа.
В сущности, какими бы соображениями ни старался он успокоить свою
совесть, причиной этой расточительности, о которой никто из окружающих его
не подозревал, были не столько научные интересы историка, сколько страсть
коллекционера. Как бы ни было темно в чуланчике на Бонской, как бы ни
приглушались здесь всякие звуки, человек наблюдательный не мог бы
ошибиться; голос, нарочито равнодушный, пересохшие губы, шептавшие:
"Покажите-ка..." - алчная дрожь пальцев обличали всепоглощающую страсть,
грозившую превратиться в манию, в эгоистическую, жестокую кисту, которая в
своем чудовищном развитии захватывает и пожирает всего человека. Астье
превращался в классического Гарпагона, свирепого, безжалостного к себе и
своим близким, готового кричать о бедности и тащиться на конках, тогда как
за два года сто шестьдесят тысяч франков его сбережений тайком от всех
перешли в карман горбуна. Чтобы оправдать в глазах г-жи Астье, Корантины и
Тейседра частые посещения маленького человечка, академик давал ему
переплетать свои дела, приносимые и уносимые для отвода глаз. Между собой
они пользовались иносказаниями, условным паролем. Альбен Фаж извещал
открытым письмом: "Могу предложить вам интереснейший образчик тиснения на
коже, переплет XVI века в полной исправности: очень редкий..."
Леонар Астье колебался: "Благодарю вас, пока не нужно, время терпит..."
Снова послание: "Не беспокойтесь, дорогой мэтр. Я предложу в другом
месте!" На что академик неуклонно отвечал: "Завтра рано утром... Принесите
переплет..." Одно только отравляло его радости коллекционера:
необходимость покупать, все время покупать, из боязни, что изумительная
коллекция уйдет к Босу, к Юшенару, к другим любителям. Порой, думая о том
дне, когда у него не хватит денег, Леонар приходил в непостижимую ярость и
набрасывался на уродца, бесившего его своим безмятежным и самодовольным
видом.
- Свыше ста шестидесяти тысяч франков за два года!.. И вы говорите, что
она опять нуждается в деньгах!.. Какую же жизнь ведет ваша благородная
девица?
В такие минуты он желал смерти старой девы, гибели переплетчика, войны
или Коммуны, какой-нибудь социальной катастрофы, которая поглотила бы