"Альфонс Доде. Бессмертный" - читать интересную книгу автора

стены казармы на улице Пуатье, высокие платаны перед особняком Падовани,
на вершине которых качались гнезда ворон, покинутые и опустевшие до зимы,
а внизу - безлюдный двор, залитый солнцем, сад переплетчика и его домик.
- Посмотри, дружище, какое изобилие, какое изобилие!.. - говорил
Ведрин, указывая другу на дикую растительность, такую богатую и
разнообразную, заполонившую весь дворец. - Если бы Крокодил это увидел,
вот бы рассвирепел!
И вдруг, отступив на несколько шагов, воскликнул?
- Ну, это уже слишком!..
Внизу возле домика переплетчика появился Астье-Рею. Его легко было
узнать по длиннополому сюртуку серовато-зеленого цвета, по широкому
плоскому цилиндру. На левом берегу Сены эта шляпа, сдвинутая на затылок,
на седые кудри, образовывавшие ореол вокруг головы этого архангела
бакалавров, самого Крокодила, пользовалась широкой известностью. Академик
оживленно беседовал с маленьким человечком, стоявшим с непокрытой головой,
блестевшей от помады, одетым в светлый, плотно облегавший его фигурку
пиджак, под которым выделялась, точно из особого кокетства, его уродливая
спина. Слов нельзя было разобрать, но Астье казался очень взволнованным:
он размахивал тростью, нагибался всем корпусом к самому лицу человечка, а
тот, очень спокойный, с сосредоточенным видом, стоял, заложив большие руки
за спину, под самый горб.
- Значит, он, этот ублюдок, работает для Академии? - спросил Фрейде,
припомнив, что мэтр называл имя Фажа.
Ведрин ничего не ответил, - он следил за мимикой собеседников, спор
которых, однако, внезапно оборвался. Горбун пошел к себе, пожимая плечами,
словно говоря: "Как вам угодно", а Астье-Рею, видимо, взбешенный, быстрым
шагом направился к выходу из дворца на улицу Лилль, затем, будто
передумав, вернулся в мастерскую, и дверь ее за ним захлопнулась.
- Странно, - прошептал скульптор. - Отчего же Фаж мне никогда ничего не
говорил?.. Ну и скрытен же этот человек!.. Кто их знает: может быть, они
вместе занимаются этой игрой - охотятся за томами и томиками.
- Что ты, Ведрин!..


Фрейде, простившись с приятелем, шел, не торопясь, по набережной Орсе,
думая о своей книге, об Академии, о своих честолюбивых мечтах,
значительно, впрочем, охладев к ним после тех жестоких истин, которые ему
пришлось сейчас выслушать. Как люди, однако, мало меняются!.. Уже в раннем
возрасте проявляются наши характерные черты... Спустя двадцать пять лет, с
морщинами на лицах, поседевшие, под тем гримом, который накладывает на
людей жизнь, однокашники из коллежа Людовика XIV остались такими же,
какими были на школьной скамье; один - резкий, увлекающийся, вечно
бунтующий, готовый к борьбе; другой - послушный, преклоняющийся перед
авторитетами, с ленцой, еще развившейся в тиши полей. В конце концов
Ведрин, может быть, и прав: даже при уверенности в успехе стоит ли тратить
столько усилий? Особенно он тревожился за больную сестру, - бедняжке
придется в полном одиночестве оставаться в Кло-Жалланже, пока он будет
хлопотать о кресле в Академии и делать необходимые визиты. А разлука с ним
даже на несколько дней всегда волновала ее и печалила; еще сегодня утром
он получил от нее душераздирающее письмо.