"Альфонс Доде. Бессмертный" - читать интересную книгу автора

остригла золотистые косы и бросила их в гроб, о комнате, превращенной в
часовню, об одиноких трапезах за столом, накрытым для двоих, и, наконец, о
том, что в передней на своем обычном месте лежали трость, перчатки и шляпа
князя, словно он был дома и собирался выйти на прогулку. Но никто не
говорил о нежнейшем внимании, почти материнской заботливости, которой
окружала г-жа Астье "бедняжку" в эти тяжелые минуты.
Добрые отношения между дамами начались несколькими годами раньше, когда
князю Розену была присуждена Академией премия за историческое сочинение,
причем докладчиком был Астье-Рею, но разница в возрасте и положении
создавала преграды, и только теперь их уничтожил траур княгини. В ее
безоговорочном разрыве со светом было сделано исключение для одной лишь
г-жи Астье: ей одной разрешалось переступать порог особняка, превращенного
в монастырь, где проливала слезы бедная кармелитка в черных одеждах, с
коротко остриженной головкой; она одна была допущена к панихидам, которые
два раза в неделю служились в церкви св.Филиппа за упокой души Герберта, и
одной ей читала Колетта свои письма, которые каждый вечер писала
безвременно ушедшему возлюбленному супругу, рассказывая ему о том, как она
проводит дни. При всяком, даже самом строгом трауре нельзя обойтись без
материальных забот, оскорбляющих истинное горе, но неизбежных в силу
требований света, - тут и заказ ливрей, обивка экипажей, встреча с
поставщиками, вызывающими отвращение своим лицемерным участием, - всем
этим занялась г-жа Астье. С неиссякаемым терпением приняла она на себя все
заботы об огромном доме, за которым не могли уже следить прелестные
глазки, затуманенные слезами. Молодая вдова была избавлена от всего, что
могло помешать ее скорби, потревожить ее в часы, посвященные слезам,
молитве и переписке с потусторонним миром или поездкам с огромными
охапками редких цветов на кладбище Пер-Лашез, где Поль Астье воздвигал
гигантский мавзолей из каменных плит, привезенных, по желанию княгини, с
места катастрофы.
К сожалению, добывание и перевозка далматинских скал, трудность
обработки твердого гранита, тысяча планов вдовы, которой все казалось
недостаточно грандиозным и величественным, недостойным ее почившего вечным
сном героя, послужили причиной стольких проволочек и помех, что к маю 1880
года - спустя два года после катастрофы и начала работ - памятник еще не
был закончен. Два года - слишком большой срок для бурной, безудержной, ни
на минуту не ослабевающей скорби. Траур, разумеется, внешне все так же
строго соблюдался, особняк был по-прежнему нем и замкнут, как склеп, но
вместо живой статуи, погруженной в молитву и проливающей слезы в глубине
мавзолея, там жила теперь молодая хорошенькая женщина; пушистые и тонкие
волосы ее, отрастая, своевольно вились и кудрявились.
Черные вдовьи одежды, озаренные золотистой головкой, казались менее
темными и мрачными, они воспринимались как каприз элегантной женщины. В
походке, в голосе княгини чувствовалась весенняя бодрость, лицо ее
приобрело спокойное и мягкое выражение, какое обычно бывает у молодых
вдов, уже переживших острые минуты горя. Чудесное состояние! Женщина
впервые начинает вкушать сладость свободы, право располагать собой, до сих
пор ею не изведанное, - ведь еще совсем юной перешла она из-под
родительской опеки к мужу; она избавлена от грубости самца и особенно от
страха перед беременностью - этого жестокого страха, отравляющего минуты
любви и столь характерного для современных женщин. И переход - такой