"Джеральд Даррел. Птицы, звери и родственники (о животных)" - читать интересную книгу автора

Ноттинг-Хилл Гейт и что она познакомилась с хорошим доктором, от Марго
довольно долгое время не было никаких известий.
- Хорошо бы получить от нее письмо, - сказала мама.
- Не беспокойся, мама, - сказал Ларри, - о чем ей писать, разве что о
ее теперешнем объеме?
- Да нет, я хочу знать, что там происходит, - сказала мама, -
как-никак она в Лондоне.
- Какое отношение имеет к этому Лондон? - спросил Ларри.
- В таком большом городе, как Лондон, все может случиться, - мрачно
сказала мама. - Сколько приходится слышать всяких историй о девушках в
больших городах.
- Право же, мама, ты напрасно беспокоишься, - с раздражением сказал
Ларри. - Скажи, ради Бога, что, по-твоему, с ней может случиться? Ты
думаешь, ее завлекут в какой-нибудь притон? Да ноги ее там никогда не
будет!
- Это не шуточное дело, Ларри, - сурово сказала мама.
- Но ты совсем напрасно поддаешься панике, - ответил Ларри. - Сама
подумай, какой уважающий себя мужчина дважды посмотрит на Марго? А кроме
того, где взять такого здоровяка, который решился бы ее похитить?
- И все равно я беспокоюсь, - сказала мама с вызовом, - и намерена
послать телеграмму по этому поводу.
Она и в самом деле послала телеграмму на имя своей племянницы
Пруденс, и та ответила наконец, что Марго связалась с людьми, которых она
не одобряет, и что неплохо было бы маме приехать, чтобы поговорить с Марго
как следует. Что тут началось! Обезумевшая мама послала Спиро, нашего
добровольного и безотказного советчика, философа и друга, купить билеты и
принялась поспешно упаковываться. Затем она вдруг вспомнила обо мне.
Чувствуя, что это может принести больше вреда, чем пользы, если оставить
меня под присмотром двух старших братьев, она решила взять меня с собой.
Спиро еще раз послали за билетами и теперь уже дополнительно упаковали мои
вещи. Я смотрел на все приготовления как на дар небес - дело в том, что
мне только что дали нового учителя, мистера Ричарда Кралевского, который
стремился - с твердой решимостью и несмотря на мое сопротивление - обучать
меня не правильным французским глаголам, и эта поездка в Англию, думал я,
принесет мне желанную передышку.
Путешествие на поезде прошло без особых происшествий, если не считать
постоянного маминого страха быть арестованными фашистскими карабинерами.
Этот страх тысячекратно возрос, когда в Милане я нарисовал на запыленном
стекле вагона карикатуру на Муссолини. Мама минут десять стирала ее
носовым платком с самоотверженностью опытной прачки, пока наконец не
решила, что от рисунка не осталось и следа.
Контраст между тихими, долгими, солнечными днями на Корфу и приездом
в Лондон поздно вечером был для нас большим испытанием. Столько незнакомых
людей на станции, сновавших взад-вперед с серыми озабоченными лицами.
Язык, на котором говорят носильщики, почти непонятный, а Лондон - сияющий
огнями и набитый людьми. Такси осторожно пробиралось по Пиккадилли, словно
жук сквозь фейерверк. Холодный воздух делал ваше дыхание заметным, будто
дым около губ, когда вы говорили, так что вы казались фигуркой из комикса.
Наконец такси остановилось возле покрытых копотью фальшивых
коринфских колонн отеля "Балаклава". С помощью швейцара, пожилого