"Джеральд Даррелл. Под пологом пьяного леса" - читать интересную книгу автора

отсутствующим выражением в глазах; розовоклювых уток, безукоризненных в
своем сверкающем черно-сером наряде, с клювами, словно обагренными кровью;
маленьких светло-коричневых уток с черными крапинами, скромно плавающих
среди других птиц. Скромность их была явно напускной, так как они по примеру
кукушек подбрасывали свои яйца в чужие гнезда, перекладывая на обманутых
сородичей тяготы высиживания и выкармливания птенцов. Кое-где по грязи
прогуливались цапли, по мелководью большими шумными ватагами бегали и
толкались каравайки, длинные загнутые клювы и черное оперение которых
совершенно не гармонировали с их жизнерадостностью. Среди них попадались
небольшие стаи красных ибисов, выделявшихся на фоне своих более темных
сородичей словно багряные клочки заката. На широких разводьях целыми
флотилиями неторопливо плавали великолепные черношеие лебеди; их белоснежное
оперение прекрасно контрастировало с иссиня-черным оперением головы и изящно
изогнутой шеи. Среди гордых стай черношеих, как бы в услужении у них,
плавало несколько коскороб, приземистых, в скромном белом оперении, очень
вульгарных в сравнении со своими царственными родственниками. Тут же на
мелководье можно было увидеть небольшие стаи фламинго, кормившихся у
зарослей высокого камыша. Издали они казались движущимися розовыми и
красными пятнами на зеленом фоне. Фламинго медленно и степенно шагали по
темной воде, опустив головы и изогнув шеи в виде буквы S; сургучного цвета
ноги связывали птиц с их расплывчатым, колышущимся отражением. Упоенный этим
пышным зрелищем птичьей жизни, охваченный своего рода орнитологическим
экстазом, я не отрываясь глядел в окно, не замечая ничего, кроме лоснящихся
тел пернатых, плеска и колыхания воды и хлопанья крыльев.
Внезапно машина свернула с проселка и покатила по узкой, сверкающей
лужами аллее, проложенной через рощу гигантских эвкалиптов. Мы остановились
у длинного низкого белого здания, похожего на обычную английскую ферму.
"Соня", сидевшая впереди, пробудилась от сна, продолжавшегося с момента
выезда из столицы, и взглянула на нас заспанными голубыми глазами.
- Добро пожаловать в Лос Инглесес,- сказала она и украдкой зевнула.
Дом был обставлен в викторианском стиле: темная массивная мебель,
головы животных и поблекшие гравюры на стенах, вымощенные каменными плитами
проходы, и повсюду - слабый, приятно вяжущий запах парафина, исходивший от
высоких блестящих куполообразных ламп. Нам с Джеки отвели большую комнату,
которую заполонила громадная кровать, попавшая сюда прямо из сказки
Андерсена "Принцесса на горошине". Можно сказать, это была всем кроватям
кровать, она не уступала по величине теннисному корту, а высотою была как
стог сена. Она сладострастно охватывала вас, когда вы ложились на нее,
засасывала в свои мягкие глубины и мгновенно навевала такой крепкий и
покойный сон, что пробуждение воспринималось как настоящая трагедия. Окно,
из которого открывался вид на ровную лужайку и ряды карликовых фруктовых
деревьев, было окаймлено какими-то вьющимися растениями с голубыми цветками.
Не вставая с кровати, можно было видеть между этими цветками гнездо колибри
- крохотное сооружение величиной со скорлупку грецкого ореха. В гнезде
лежали два белых яйца, каждое не больше горошинки. В первое утро после
приезда я долго нежился в теплых глубинах гигантской постели, попивая чай и
наблюдая за колибри. Самка спокойно сидела на яйцах, а ее супруг
стремительно влетал и вылетал из гнезда, мелькая между голубыми цветами,
словно сверкающая маленькая комета. Такой способ наблюдения птиц меня вполне
устраивал, но в конце концов Джеки выразила сомнение в том, что при таких