"Дина Данович. Страсти по Анне " - читать интересную книгу автора

запретов, а потому и думал, будто ему дозволено все. Он, как и Николка, тоже
где-то учился, я не интересовалась, где именно, скорее всего в гражданском
заведении. Но как же они были не похожи!
Я невольно сравнивала двух мальчиков, ровесников, и в итоге приходила к
выводу о том, что верно царь наш Петр находил, что "нерадивую младость
надобно сечь". Конечно, мой Николка не был святым, ему были свойственны
проказы и шалости. Он мог одурачить кого угодно, придумать даже злую шутку,
но не был капризным и избалованным. Егорушка же вел себя, будто вкусил все
пороки вселенной: он нагло рассуждал о женщинах и любви, играл в карты и
много проигрывал. Едва ли не каждый день покупал себе новые вещи. Любил
украшения не меньше, чем, наверное, восточные владыки.
Он быстро освоился на новом месте. Брал без разрешения книги в кабинете
Александра Михайловича, курил в гостиной. Сначала я относилась к нему как к.
избалованному младенцу. Только из вежливости интересовалась его настроением,
разговаривала с ним о погоде. Он мне показывал, какие перчатки купил
недавно, говорил, сколько потратил вчера в карты, рассказывал анекдоты,
которые мне не казались забавными.
Оказалось, что его разговорчивость была только поводом для того, чтобы
начать волочиться за мной самым бесстыдным и безобразным образом. Субботним
вечером он был готов пойти в наступление. Приехал к ужину, не опоздав. Пел
что-то вполголоса. Преподнес мне коробку моих любимых конфет.
Когда Александр Михайлович ушел в кабинет работать, Егорушка проводил
меня в гостиную до моего любимого кресла, присел на диван напротив.
- У вашего супруга, моего кузена, отличная библиотека, - сказал он
сладким голосом, готовый уже начать читать вирши после подобного вступления.
- Я знаю, но это не дает права ни мне, ни вам разбрасывать книги, где
заблагорассудится. Если вам самим лень поставить книгу на полку, то можете
дать необходимые приказания прислуге.
Я отчитала его как маленького ребенка и чувствовала себя правой. Он был
младше меня, дурно воспитан. Матушка его, поручая моей заботе, сказала, что
Егорушку надо еще учить и учить. Я не смогла сдержаться, увидев на
подоконнике в коридоре том Шекспира издания конца восемнадцатого века.
Егорушка покраснел, но, как оказалось, не от стыда, а от того, что получил
словесную оплеуху.
- И не скучно вам одной по вечерам? - спросил он, оправившись.
- Я не жалуюсь. Таня, милая, принеси мне рукоделие. Читаю иногда. Часто
у нас по вечерам бывают гости.
- О! Я видел ваших гостей! Они без умолка говорят о политике, спорят,
шумят. Но, как я понял, вас обожают и боготворят.
- Я им не приказывала меня боготворить.
- Верю. Это приходит само. Едва я ступил на порог вашего дома, как
понял, что здесь незримо царит дух божественной красоты. Он окутывает
прекрасную хозяйку, тянется за ней шлейфом! Я был сражен в самое сердце в
тот самый миг, когда судьба дала нам возможность встретиться и
познакомиться. Тем более мы родственники, в некотором смысле. О! С каким бы
упоением я скрасил ваши вечера! Приказывайте мне, я весь в вашей власти!
Я смотрела в его темные глазки, в которых светился пошловатый огонек.
Мне хотелось смеяться. И вместе с тем выкинуть его вон из гостиной, а
лучше - за порог дома. Самовлюбленный мальчишка!
- Я мог бы вместо нашей горничной приносить вам рукоделие, протягивать