"Джеймс Патрик Данливи. Франц Ф " - читать интересную книгу автора

раньше торговали овощами. Он поднял руку и провел по лбу, смахнув крупные
капли пота. Руками крепко обхватил себя и так держал, так стоял и плакал.
Неделю Франц не разговаривал ни с кем. Носил свои обеденные бутерброды
к ступеням Вайденеровской библиотеки, хрустел поджаристыми корками прилюдно.
А на работе дверь держал закрытой и голову склоненной низко над желтизной
бумаг. По вечерам, не в силах противостоять монашескому одиночеству на
Элдерберри-стрит, он выходил гулять по переулкам Кембриджа. Однажды,
увязавшись за накрахмаленной компанией, купил билет и пошел в театр.
Зубы в замок, губы ниточкой, шел он в свой офис следующим утром,
застывший взгляд поверх голов уставив, и тут, как обухом по голове, голос
дежурной. Она сказала: о. Это вы. Он обернулся, и она вышла из-за стойки.
Чтобы сказать, что сидела позади него вчера в "Театре Поэтов". Франц с
отдаляюще суровым видом проследовал своей дорогой, так и оставив ее стоять.
Поздним вечером на Элдерберри-стрит, затылком продавив подушку, Франц
пялился на звук шагов по потолку в квартире сверху. Все эти дни он избегал
проходить мимо больницы и как-то раз ходил купаться в открытый бассейн в
конце улицы. Но челюсти одиночества от этого сжимались только крепче. А на
ступенях Вайденеровской библиотеки он примелькался так, что его уже
узнавали.
Вот как-то раз под вечер, в нахлобученной на уши шляпе, с глазами
снулыми как нули, выходя с работы, проходит он пост дежурной. Выступив из-за
стойки, она заслонила ему проход и сказала, господи, почему вы такой
грубиян. Франц моргнул и, отступив, попробовал протиснуться мимо нее. Она
сказала да, вы грубиян, черт бы побрал вас, ну неужели все так к вам и
пристают с разговорами. Франц сказал нет, кроме вас, больше никто.
В тот раз весь вечер он просидел, обхватив голову руками, в высоком
читальном зале на Блоссом-стрит. И появилась мысль, может быть, газ открыть
да поплотнее затворить окна и двери. Но прежде чем его найдут, пройдет,
пожалуй, не одна неделя, и это както чересчур унизительно. Подумал, не уйти
ли с работы. Раньше он всегда дожидался, пока выгонят. Может, попробовать
назад в Европу. Вместо Европы он отправился в местную пекарню, где так
знакомо пахнет. Сырое тесто, поджаристые корочки в печи и итальянский
джентльмен, любитель задавать ему вопросы.
В тот вечер булочник сказал, вы знаете, мистер, у вас такой вид
значительный, и все-то вы молчите. Неужто так и не скажете мне, кто вы
такой. Франц сказал да, сегодня я скажу вам. Я авторучка. Франц - в каждой
руке по длинному батону - поднимался по ступенькам к выходу, а итальянский
джентльмен кричал ему вслед, тоже мне остряк-самоучка.
Франц настрогал из чеснока могильный холмик и сделал из него с маслом
пасту. Оба больших белых батона изведя на бутерброды, заправил их в духовку.
Такая, значит, одинокая акция протеста. Завтра весь вагон провоняет. Потом
мимо Лидии. Имя-то противное какое. Теперь она, чего доброго, скажет, что он
не только грубиян, но к тому же вонючий.
По Элдерберри-стрит свет всюду выключен. Двенадцать ночи. Наконец-то из
окон перестали доноситься звуки визгливых свар. Быстро прибить таракана и
плеснуть воды в лицо. Залезть под простыню и попытаться закрыть глаза. Голос
приглушенно доносится с аллеи. Женщина с клиентом. Франц на своей кушетке
неподвижно слушает. Как она стучится к нему в окно. Эй ты, не слышишь, что
ли, ты почему всегда молчишь. Может, ты нами брезгуешь. А сам-то кто такой.
Я остряк-самоучка, сказал из своей кельи Франц.