"Феликс Дан. Схватка за Рим " - читать интересную книгу автора

осмеливаешься признаться в этом?
- Выслушайте меня сначала, друзья мои. Вы знаете, что Альбин был
обвинен из-за измены своего раба, который выдал тирану нашу тайную переписку
с Византией. Горячность Боэция и Симмаха была очень благородна, но безумна;
я их предупреждал; они не приняли моего совета, а когда раскаялись, было уже
поздно. Их поступок показал тирану, что Альбин - не один, что все
благородные в Риме с ним заодно. Притом их рвение оказалось излишним:
десница Господня неожиданно покарала изменника-раба, не дав ему больше
возможности вредить нам. Не думаете ли вы, что Альбин в состоянии был бы
молчать под пыткой, под угрозой смерти, молчать - когда указание
соучастников заговора могло бы спасти его? Нет, вы не думаете этого; не
думал этого и сам он. Вот почему надо было во что бы то ни стало не
допустить пытки, выиграть время. И это удалось благодаря его клятве.
Конечно, тем временем пролилась кровь Боэция и Симмаха; но спасти их было
уже невозможно, а в их молчании даже под пыткой мы были уверены. Из тюрьмы
же Альбин был освобожден чудом, как святой Павел в Филиппах. Он бежал в
Афины, а тиран удовольствовался только тем, что запретил ему возвращаться в
город. Но триединый Господь дал ему убежище здесь, в Риме, в своем святом
храме, пока для него не наступит час свободы. И в уединении этого святого
убежища Господь чудесным образом тронул сердце этого человека, и вот он, не
страшась более смертельной опасности, снова вступает в наш союз и предлагает
все свои неизмеримые богатства на нужды церкви и отечества. Знайте, он
передал все состояние церкви святой Марии для целей союза. Решайте же:
принять Альбина с его миллионами или отвергнуть?
С минуту все молчали. Наконец Лициний вскричал:
- Священник! Ты умен, как... как священник. Но мне не нравится такой
ум.
- Сильверий, - сказал затем юрист Сцевола, - тебе, конечно, хочется
получить миллионы, это понятно. Но я был другом Боэцию, и мне не годится
называть товарищем этого труса, из-за которого тот погиб. Я не могу простить
ему. Долой его!
- Долой! - раздалось во всех концах комнаты.
Альбин побледнел, даже Сильверий задрожал при этом всеобщем
негодовании. "Цетег!" - прошептал он, как бы прося о помощи. Тогда выступил
вперед мужчина, который до сих пор молчал, лишь снисходительно поглядывая на
всех.
Он был высок, красив и очень силен, хотя и худощав. Одежда его
указывала на богатство, высокое положение и знатность. На губах его играла
улыбка глубокого презрения.
- Что вы спорите о том, что должно быть? - заговорил он спокойным,
повелительным тоном, которому невольно подчинялись присутствовавшие. - Кто
желает достичь цели, тот должен мириться и со средствами, которые ведут к
ней.
Вы не хотите простить ему? Это как вам угодно. Но забыть вы должны. И я
также был другом умершего, быть может, даже более близким, чем вы. И,
однако, забываю, именно потому и забываю, что был другом. Любит друзей,
Сцевола, только тот, кто мстит за них. И вот, ради этой мести, Альбин, дай
твою руку!
Все молчали, не столько убежденные его словами, сколько подавленные его
личностью.