"Сальвадор Дали. Тайная жизнь" - читать интересную книгу автора

увлеченно наблюдал за их повадками.
Был в моем зоо и монстр - ящерица с двумя хвостами: один нормальной длины,
другой зачаточный. Этот символ раздвоения был для меня тем более загадочным,
что существовал у живого мягкого существа. Раздвоения давно интересовали
меня. Каждая встреча с минеральной или вегетативной развилкой заставляла меня
задумываться. Что означала эта проблема раздвоенной линии или предмета? На
деле я не вполне понимал - они равно относятся к жизни и смерти, движению и
удержанию; "оружие или защита, объятие или ласка, форма, одновременно поддер-
жанная содержанием". Как знать? Как знать? В задумчивости я гладил пальцем
место, где хвосты разделялись, а между ними оставалась пустота, которую могло
наполнить только мое неуемное воображение. Я разглядывал свою руку и четыре
раздвоения пальцев, которые мысленно продолжал в пространстве до бесконечнос-
ти. Как знать? Может быть, это линька? Наступала ночь - и только она выводила
меня из глубочайшей задумчивости.
Закат солнца означал, что пришла пора сбегать в огород полакомиться плода-
ми земных садов. Я откусывал от всего - от свеклы, дыни, сладкого лука,
нежного, как молодая луна. Я откусывал лишь раз, чтобы не наедаться. Я бы
очень скоро объелся, если бы не перебегал от одного фрукта или овоща к
другому. Вкус каждого обжигал мое нёбо так же бегло, как просверк светлячков
в зарослях. Иногда достаточно было лишь взять плод, коснуться его губами или
прижать к горячей щеке. Мне нравилось кожей ощущать кожицу нежной и влажной,
как собачья морда, сливы. Я оставался в огороде, пока не сгущались сумерки.
Все-таки мой распорядок предусматривал некоторые нарушения регламента: можно
было набрать в саду вволю жирных червей - вот и все. Я хотел нанизать их на
шелковую нитку и сделать эффектные бусы для Юлии. Она, конечно, сразу бы
испугалась, и тогда я смог бы подарить их моей малышке Дуллите. Пыжась от
гордости, я представлял ее украшенной моими червячными бусами(Подобные бусы -
не мое собственное изобретение, как может показаться. Это постоянная
игра-забава крестьянских детей из окрестностей "Мулен де ла Тур".).
Наступала темнота - и меня неодолимо тянуло к башне, на которую я взирал
снизу пылким взглядом верности и преданности. Ее озаряли розовые отблески
почти спрятавшегося солнца. Над ней парили три огромные черные птицы. Мое пу-
тешествие туда, наверх, было самым торжественным мигом всего дня. Но при
подъеме огромное нетерпение смешивалось с некоторым сладостным страхом.
Как-то я долго смотрел с башни на горы, которые и в сгущающийся тьме можно
угадать по сверкающей золотой волнистой линии, которую высвечивал на горизон-
те закат солнца, а прозрачная чистота воздуха делала весь пейзаж точным и
стереоскопическим. С высоты башни я мог снова предаваться самым грандиозным
мечтам, таким, как дома в Фигерасе. Со временем они принимали все более опре-
деленные социальные и моральные очертания, несмотря на стойкую
двусмысленность и постоянное смешение с парадоксами. То я представлял себя
кровавым тираном, обращающим в рабство народы лишь для удовлетворения своих
блистательных прихотей, то я был парией и погибал самой романтической
смертью. От жестокого полубога до смиренного труженика, минуя гениального
художника, я возвращался всегда к... Сальвадору, Сальвадору, Сальвадору! Я
мог без конца повторять свое имя. Воображая жертву, обреченную и
отвратительно трусливую, я вглядывался в сумрак ночи, уверенный в одном:
жертвой буду не я.
Ужин в слабо освещенной столовой становился приятным выздоровлением после
разгула башенного красноречия. Сидя на соседнем стуле, меня ждал сон. Порой