"Сальвадор Дали. Тайная жизнь" - читать интересную книгу автора

- Тот, кто выше.
Он тут же соглашается, поскольку знает, что из нас двоих он более рослый.
Мы меряемся, делая две насечки на стволе платана, и он выигрывает. Теперь мы
с Галючкой должны успеть спрятаться, пока он подымается наверх, чтобы дать
нам время. Поднявшись, он должен спуститься на самокате как можно быстрее. Я
настаиваю на этом, потакая его тщеславию. Бучакас направляется к подъему. Я
смотрю, как он поднимается своей неуклюжей походкой, толстый зад в узких шта-
нах. И чувствую, как успокаивается мое сознание, возбужденное угрызениями со-
вести от лицемерного примирения, и тороплюсь уточнить последние детали своего
кровавого плана. Бучакас оставил отметку на платане - и, таким образом, я мо-
гу точно рассчитать, куда ударить шпагой. Я проверяю устойчивость стульев, на
которых лежит мое оружие.
- Бучакас спускается, - говорю я Галючке. Она подходит ко мне и я невольно
приостанавливаю свои военные приготовления. Чтобы отвлечь ее, я прошу
понаблюдать за Бучакасом, который готовиться к спуску. Я нежно обнимаю ее, а
свободной рукой, почти не двигаясь, готовлю шпагу. Еле видимое в темноте
оружие блестит холодным благородством и бесчеловечной справедливостью. Уже
слышен шум самоката Бучакаса, катящегося на полной скорости. Бежим!
Мы бежим, смешиваясь с толпой гуляющих, ударяясь, как слепые мотыльки,
сталкиваясь с ее слишком медленным течением. Первые такты "Пассадобля" гаснут
вместе с вечером. Мы останавливаемся там, где я видел павшую лошадь. На
асфальте огромная лужа крови, напоминающая большую птицу с распростертыми
крыльями. Вдруг становится так холодно, что нас бьет озноб. Мы ужасно грязны,
запачканы землей, одежда разорвана в лохмотья. Мое сердцу стучит прямо в
обжигающую рану расцарапанной щеки. Я трогаю голову, украшенную шишкой, это
доставляет приятную боль. Галючка смертельно бледна. Вокруг пятна крови на ее
лбу появляется синеватый ореол. А Бучакас? Где его кровь? Я закрываю глаза.

Глава пятая

ИСТИННЫЕ
ВОСПОМИНАНИЯ ДЕТСТВА

Закрываю глаза и ищу в своей памяти то, что явится мне произвольно и
зримо. Вижу два кипариса, два больших кипариса, почти одного роста. Тот, что
слева, все же чуть пониже, и клонится верхушкой к другому, который, наоборот,
высится прямо, как латинское "i". Я смотрю на них в окно первого класса школы
Братьев в Фигерасе - этап, следующий за пагубными педагогическими опытами
г-на Траитера. Окно, обрамляющее эту картину, открывалось только после обеда,
но с этой минуты целиком поглощало мое внимание. Я следил за игрой тени и
света на двух деревьях: перед самым заходом солнца острая верхушка правого
кипариса темно-красная, как будто ее залили вином, а левый уже в тени и весь
как черная масса. Звенел колокол Анжелюса - и весь класс стоя хором повторил
молитву, которую наизусть читал тихим голосом Старший брат, сложив руки перед
грудью. Кипарисы таяли в вечереющем небе подобно восковым свечам - и это было
единственное, что давало мне представление о течении времени, прошедшего в
классе. Если у г-на Траитера я то и дело отсутствовал, то в новом классе - в
том-то и заключалась разница - мне надо было бороться с доброй волей Братьев,
усердно, а порой и жестоко пытавшихся научить меня прилежанию. Но я не желал,
чтобы меня трогали, чтобы со мной говорили, чтобы "беспокоили" то, что