"Сальвадор Дали. Тайная жизнь" - читать интересную книгу автора

мне честь, проводив меня до отеля в Саше, и остался у меня в номере до самого
утра, укрывшись за пыльными портьерами.
Несколько лет спустя последовала моя последняя попытка встретить Фрейда. Я
ужинал с друзьями в ресторане "Сена". Мы ели мое любимое блюдо - улитки, как
вдруг я случайно замечаю у соседа фото мэтра на обложке журнала. Тотчас же
раздобываю себе такой же экземпляр, читаю сообщение о приезде Фрейда в Париж,
точнее, о его изгнании, и издаю крик радости. Мне тут же открылся
морфологический секрет Фрейда. Его череп - это улитка. Хочешь переварить его
мысль - надо выковыривать ее иголкой. Это открытие я воплотил в
одном-единственном его портрете, сделанном мною незадолго до его смерти.
Череп Рафаэля отличается от фрейдовского: он восьмиугольный, как граненый
алмаз, а мозг его напоминает жилу в камне. Мозг Леонардо - как орех, это сви-
детельствует о его более земной природе.
Напоследок расскажу о встрече с Фрейдом в Лондоне. Я в компании со
Стефаном Цвейгом и поэтом Эдвардом Джеймсом. Пересекая двор меблирашек, где
жил старый профессор, я увидел прислоненный к стене велосипед. К нему
привязана красная резиновая грелка. На этой-то грелке и прогуливались улитка!
Вопреки моим ожиданиям мы говорили мало, но поедали друг друга глазами,
Фрейд ничего не знал обо мне - только живопись, которая его восхищала. Я
казался ему разновидностью "интеллектуального" денди. Позже я узнал, что
произвел на него при встрече совершенно противоположное впечатление.
Собираясь уходить, я хотел оставить ему журнал со своей статьей о паранойе.
Раскрыв журнал на странице, где было напечатано мое исследование, я попросил
его прочитать, если у него найдется для этого время, фрейд продолжал
внимательно смотреть на меня, не обращая ни малейшего внимания на то, что я
ему показывал. Я объяснил ему, что эта не причуда сюрреалиста, а статья,
претендующая на подлинную научность. Несколько раз повторил ему название и
пальцем подчеркнул его на странице. Он был невозмутим и равнодушен - мой
голос от этого становился все громче, пронзительней, настойчивей. Тогда
Фрейд, продолжая изучать меня, поскольку стремился при этом уловить мою
психологическую сущность, воскликнул, обращаясь к Стефану Цвейгу: "Сроду не
видывал такого - настоящий испанец? Ну и фанатик!"

Глава вторая

ВНУТРИУТРОБНЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ

Думаю, мои читатели вовсе не помнят или помнят очень смутно о важнейшем
сроке своего бытия, проходящем в материнском лоне и предшествующем появлению
на свет. Мне же он помнится так отчетливо, как вчерашний день. Вот почему я
начну с самого начала - с ясных и уникальных воспоминаний о своей
внутриутробной жизни. Без сомнения, это будут первые мемуары такого рода в
мировой литературе.(Г-да Хаакон и Шевалье, первые переводчики этой книги на
английский язык, сообщают не известный мне прежде факт: один из их друзей,
г-н Владимир Познер, обнаружил главу о внутриутробной памяти в "Мемуарах"
Казановы.)

Уверен, что пробужу в читателях подобные же воспоминания или, по меньшей
мере, помогу им вычленить из потока сознания первые неопределенные и
невыразимые впечатления, образы состояния души и тела, воплощенные еще до