"Леонид Дайнеко. Меч князя Вячки " - читать интересную книгу автора

Вдруг латгал остановился, да так неожиданно, что Братило, отдавшись
своим мыслям, налетел на него. Потухла свечка.
- Ты что, Стегис? - растерялся Братило.
- Значит, княжну хочешь вылечить? - вопросом на вопрос ответил латгал.
- Хочу.
- Траву заморскую привез?
- Привез. Ты же видел ее, Стегис.
- А богу в глаза не побоишься глянуть, когда твой час пробьет?
- Не побоюсь. Ты же меня знаешь. Зажги свечку, а то шею сломаем.
- Идти уже недалеко, - почему-то шепотом ответил латгал.
Они снова шагнули в темноту, снова звонко падали над ними капли воды, и
вдруг Стегис резко рванулся в сторону, в нишу, которую знал лишь он один.
Братило с тевтоном сделали шаг-другой вперед, и огромная каменная плита
поплыла у них из-под ног, перевернулась. Даже не успев испугаться, ойкнуть,
они полетели вниз, в колодец- западню.

Глава первая (часть II)

Князь Вячка плохо спал в эту ночь. Немного вздремнул, словно молодой
волк под кустом, и снова тревога подняла с ложа упругое крепкое тело. Он
встал, до хруста в плечах потянулся, взял со стола серебряную баклагу с
водой, отпил глоток, остальную воду вылил себе на руки, ополоснул ею лицо.
Сон сразу же покинул его.
Последние ночи он спал очень мало. Болела дочь, пятилетняя Софья. С
запада, от устья Двины, доходили плохие вести. Рижский епископ Альберт со
своими пилигримами и рыцарями, судя по всему, сломил сопротивление ливов,
крестил их старейшин, а сыновей тех старейшин взял в заложники. Тевтоны в
нижнем течении Двины лихорадочно строили крепости, каменные замки. Альберт,
правда, еще не собирает дань и церковную десятину с ливов. Ливы пока
считаются данниками великого князя полоцкого Владимира Володаровича. Но что
будет завтра? Что принесет новый рассвет?
Вячка подошел к окну опочивальни. Тысячами невидимых угрожающих глаз
смотрела на него тьма. Где-то там текла Двина, широкая, стремительная. И
тяжко было ему представить себе, что за несколько поприщ от Кукейноса
тевтонские рыцари поят из нее лошадей.
Вчера с заборолов вои видели в небе огненное облако. Тихо проплыло оно
над Кукейносом. Тихо, но неудержимо. Плохой знак для города, для дружины,
для него, князя.
Он задумчиво погладил рукой холодное, блестящее от дождевых капель
стекло, подошел к дочери. Софья спала в красивой, вырезанной из мореного
дуба колыбели, привязанной белыми пеньковыми веревками к серебряному кольцу
в потолке опочивальни. Светлые волосы рассыпались по алой подушке. На Софье
была желтая шелковая сорочка, на правой руке, тонкой и смуглой, поблескивал
браслет киевского синего стекла с золотыми прожилками. Лицо у девочки
горело.
На полу опочивальни, прямо под колыбелью, лежа на медвежьей шкуре,
спала кормилица Софьи холопка Тодора. Ее сухое пожелтевшее личико было
блаженно-счастливо. Она тоненько посапывала носом.
Вячке не понравилось, что холопка видит счастливые мирные сны в то
время, как маленькая хозяйка страдает от болезни. Носком зеленого