"Роальд Даль. Nunc dimittis" - читать интересную книгу автора

жертвоприношение; при виде этой невысокой, я бы сказал, приземистой женщины,
передвигавшейся на негнущихся ногах, у меня вдруг возникла нелепая мысль,
что у нее не было ног выше коленей.
- Лайонель, чему это ты радуешься? - Наполняя свой стакан, она
посмотрела на меня и пролила немного бренди мимо.
- Да так, моя дорогая. Ничему особенно.
- Тогда прекрати хихикать и скажи-ка лучше, что ты думаешь о моем новом
портрете.
Она кивнула в сторону большого холста, висевшего над камином, на
который я старался не смотреть с той минуты, как мы вошли в гостиную. Это
была ужасная вещь, написанная, как мне было хорошо известно, человеком, от
которого в Лондоне в последнее время все с ума посходили, очень
посредственным художником по имени Джон Ройден, Глэдис, леди Понсонби, была
изображена в полный рост, и художник сработал так ловко, что она казалась
женщиной высокой и обольстительной.
- Чудесно, - сказал я.
- Правда? Я так рада, что тебе нравится.
- Просто чудесно.
- По-моему, Джон Ройден - гений. Тебе не кажется, что он гений,
Лайонель?
- Ну, это уж несколько сильно сказано.
- То есть ты хочешь сказать, что об этом еще рано говорить?
- Именно.
- Но послушай, Лайонель, думаю, тебе это будет интересно узнать. Джон
Ройден нынче так популярен, что ни за что не согласится написать портрет
меньше чем за тысячу гиней!
- Неужели?
- О да! И тот, кто хочет иметь свой портрет, выстаивает к нему целую
очередь.
- Очень любопытно.
- А возьми своего Сезанна или как там его. Готова поспорить, что он за
свою жизнь столько денег не заработал.
- Ну что ты!
- И ты называешь его гением?
- Что-то вроде того, пожалуй.
- Значит, и Ройден гений, - заключила она, откинувшись на диване. -
Деньги - лучшее тому доказательство.
Какое-то время она молчала, потягивая бренди, и я не мог не заметить,
как стакан стучал о ее нижнюю губу, когда она подносила его ко рту
трясущейся рукой. Она видела, что я наблюдаю за пей, и, не поворачивая
головы, скосила глаза и испытующе поглядела па меня.
- Ну-ка скажи мне, о чем ты думаешь? Вот уж чего я терпеть не могу, так
это когда меня спрашивают, о чем я думаю. В таких случаях я ощущаю
прямо-таки физическую боль в груди и начинаю кашлять,
- Ну же, Лайонель. Говори.
Я покачал головой, не зная, что отвечать. Тогда она резко отвернулась и
поставила стакан с бренди на небольшой столик, находившийся слева от нее;
то, как она это сделала, заставило меня предположить - сам не знаю почему, -
что она почувствовала себя оскорбленной и теперь готовилась предпринять
какие-то действия. Наступило молчание. Я выжидал, ощущая неловкость, и,