"Дочь Птолемея" - читать интересную книгу автора (Кудинов Виктор)

13. ДЕВИЧЬИ МЕЧТЫ, ГДЕ ВЫ?

Возвратившись на террасу, Клеопатра увидела две роскошные амфоры, наполненные свежими розами. Среди зеленых листьев и стеблей они пестрели всеми оттенками — белыми, розовыми, красными, желтыми, и нежный их аромат чувствовался на расстоянии.

Клеопатра запустила пальцы в их душистую гущу, стараясь не уколоться о шипы. У неё разгладились складочки на лбу, выгнулись тонкие брови, губы растянулись в улыбке. Закрыв глаза, она наслаждалась их дивным запахом, склонив лицо к самым цветкам, и лепестки их робко касались её щек.

Царица села на деревянную скамью и в немом восхищении стала смотреть на эти красивые амфоры, непонятно откуда взявшиеся, — в том, что цветы не из её сада, она была убеждена, к тому же эти амфоры с античной росписью видела впервые. Она понюхала кончики своих пальцев и блаженно улыбнулась. "Какая прелесть! Сокровища фараонов за этот божественный запах, за любовь, за цветики, за покой, за грезы". Кто-то принес их, заботливо подобрал, поставил цветок к цветку, побрызгал водой, чтобы они не завяли, не назвал имени, и вот теперь они перед ней — немые свидетели трогательного внимания, тайного обожания, — может быть, любви. Только в юности дарили ей цветы. "Кто ты? Кто ты, приславший их?"

Царица увидела маленький листок папируса, с шуршанием развернула его. На нем начертано несколько слов: "Да пусть развеется твоя печаль!" Вот как! Писавший знает, что она печальна, что её гложет тоска, почти отчаяние. Это любопытно. Она задумалась.

Потом, кого бы ни спросила, никто не мог ей вразумительно ответить, кто прислал цветы, только и узнала, что их принесли четыре черных раба. Принесли — и удалились.

На колени прыгнула кошка, тонкая, гибкая, полосатая, как кефья. Клеопатра вздрогнула и засмеялась, ласково погладила по шерстке худенькую спину. Кошка удобно улеглась у её живота и замурлыкала.

Прислушиваясь к этому утробному дремотному урчанию и гудению мух, она впала в забытье. Воздух застыл и стал как теплая вода. У неё почему-то начало гореть лицо, особенно щеки. Она прижала к ним ладони, но руки оказались горячее, чем бы ей хотелось. Клеопатра спихнула кошку с колен. Жалобно мяукнув, та упала на четыре лапки, потянулась и как ни в чем не бывало ушла, подняв хвост.

Клеопатра послала рабыню за холодной водой, и вдруг ей стало нехорошо; тошнота подступила к горлу. Ей показалось, что её слабит, но вспомнив, что с утра ничего не ела, она звякнула в колокольчик.

На подносах принесли печенье, сладкие финики, в чашах различные напитки. Она попробовала немного подслащенной воды; на её поверхности плавали два кружка лимона и лучились мелкие блики солнечного света. Пришла Ишма и, лениво опустившись на пол подле её ног, стала вертеть на пальце снятый с руки серебряный браслет.

Царица неожиданно спросила:

— В каком ухе звенит? Скорее. Ну!

— В левом, госпожа, — не задумываясь ответила девушка.

— Не отгадала. — Клеопатра была разочарована.

Ишма небрежно пожала плечами. Она была одета в узкое платье, державшееся на одном плече при помощи простой завязки, другое, как и руки, было обнажено, оголенной до розового сосочка была и её левая грудь.

Заметив, как царица нахмурила брови, Ишма спросила:

— О чем ты думаешь, госпожа?

— Ни о чем, — последовал равнодушный ответ.

На самом деле она думала, сможет ли тот человек, Филон, о котором говорила Ирада, избавить её от Арсинои; сможет ли ради неё пожертвовать собой, подвергнуть себя унижению, избиению или пытке? Если не он, то кто тогда? Ей представлялись юноши, стройные, длинноногие, упрямые храбрецы; молодые мужчины, широкоплечие и сильные. Они казались ей смелыми и ловкими, как пантеры, ласковыми, как голуби, готовыми на все.

Она до того распалила свое воображение, что едва смогла бороться с охватившим её чувством, а закрыв глаза, легко вообразила прикосновение крепких мужских пальцев, гладивших плечи и грудь, страстные поцелуи в шею и за скулой под ухом.

Однако вскоре ей показались мерзки и нечистоплотны её мысли. Она стала корить себя, бранить самыми оскорбительными словами. Слезы появились на её глазах, ей захотелось молиться. Лучше никому не принадлежать, остаться чистой, свежей, как родниковая вода, не запятнанной ничем чувственным и плотским.

Она вздохнула и пожалела, что не девственница. Ушло время чистоты. Девичьи мечты, где вы?

Вдруг ей показалось, что её одежды недостаточно душисто пахнут. Она повелела принести розовой сирийской эссенции. Опустошив маленький флакончик на одежду, волосы, лицо, шею и вся пропахнув запахом своих любимых роз, она взяла круглое на ручке металлическое зеркало и осмотрела себя. Ей не понравилось лицо, совсем не такое, какое она бы хотела иметь. Береника, Арсиноя — вот кто унаследовал материнские черты, черты красавицы македонки, а в ней слишком много чувственного, восточного, египетского, начиная со смуглой кожи и кончая разрезом темных глаз. "Моя египетская пчелка!" называл её Гай Юлий, стареющий женский угодник.

— Ишма, — спросила Клеопатра, — я могу нравиться?

— О да, госпожа! — ответила девушка без лукавства. — Ты красива. Мужчины не сводят с тебя глаз.

— Врешь!

— Клянусь Исидой!

Ишма встала на колени и молитвенно сложила руки перед грудью.

— А захотел бы кто-нибудь исполнить мое желание… допустим, ценой своей жизни?

— О чем ты, госпожа моя?

— Какая ты непонятливая, — вздохнула Клеопатра и вскрикнула, приподнявшись, — она заметила на подбородке красное пятнышко.

— Что? — испугалась Ишма.

— Прыщик.

— Где? Ничего нет.

— Как же нет? А это что? Разве ты не видишь? — ткнула она пальцем под нижнюю губу.

— Наверное, укусила какая-нибудь мошка.

— Какая ещё мошка! Вчера не было. Надо мази, той, что привезли купцы из Палестины.

Несколько рабынь, сидевших на полу, вскочили на ноги. Ишма их опередила.

— Скорее! Да скорее же! — понесся ей вслед нетерпеливый голос царицы.