"Джозеф Максвелл Кутзее. Железный век " - читать интересную книгу автора

- Что за ребята?
- Те, что у меня в гостях. Школьники. Из Гугулету.
Из рации послышался громкий шум.
- Мы не знаем никаких ребят из Гугулету, дама. Хотите, чтобы мы за ними
приглядели?
Они переглянулись, довольные своей шуткой. Я взялась рукой за
перекладину калитки. Халат распахнулся; шеей и грудью я почувствовала холод.
- В мое время, - сказала я, отчеканивая каждое из старых, обесцененных,
смешных слов, - полицейские так не разговаривали с дамами. - И повернулась к
ним спиной.
Сзади пронзительно, словно попугай, заверещала рация; а мажет быть, они
сами заставили ее издать такой звук - я бы этому ничуть не удивилась. Прошел
час, а желтый фургон по-прежнему стоял за воротами.
- Я серьезно думаю, что вам следует отправить домой этого мальчика, -
сказала я Флоренс. - Из-за него ваш сын попадет в беду.
- Я не могу отправить его, - сказала Флоренс. - Если он уедет, Беки
тоже здесь не останется. Они с ним вот так. - Она подняла руку с двумя
перекрещенными пальцами. - Им лучше быть здесь. В Гугулету все время
беспорядки, а потом появляется полиция и стреляет.
Что в Гугулету стреляют - как это известно Флоренс и как, вероятно,
известно тебе, находящейся за тысячи километров отсюда, - я слышу впервые. В
новостях, которые здесь передают, не говорится ни о беспорядках, ни о
стрельбе. Страна, если им верить, полна доброжелательных сограждан.
- Раз они здесь, чтоб не участвовать в беспорядках, тогда почему за
ними охотится полиция?
Флоренс сделала глубокий вдох. С тех пор как родилась маленькая, в ней
все время чувствуется еле сдерживаемая ярость.
- Не меня надо спрашивать, - заявила она, - почему полиция охотится за
детьми и в них стреляет и сажает их в тюрьму. Не меня надо об этом
спрашивать.
- Прекрасно, - сказала я, - больше я этого делать не стану. Но я не
могу превратить свой дом в приют для всех мальчишек, убежавших из поселков.
- А почему нет? - спросила Флоренс, подавшись вперед. - Почему нет?
Я налила горячую ванну, разделась и с трудом опустилась в воду. Почему
нет? Я уронила голову, и волосы, упавшие мне на лицо, оказались в воде;
ноги, испещренные синими венами, торчали как палки. Больная и безобразная
старуха, которая цепляется за то, что прошло. Живые, теряющие терпение, если
смерть долго не приходит, и умирающие, исполненные зависти к живым.
Отвратительное зрелище. Дай бог, чтобы это не затянулось.
В ванной нет звонка. Я прочистила горло и позвала: "Флоренс!" Трубы и
голые стены гулко отозвались. Глупо думать, что Флоренс услышит. А если б и
услышала, почему она должна прийти?
Милая мамочка, думала я, посмотри на меня, дай мне руку!
Дрожь пробегала по мне с головы до пят. Я закрыла глаза, и передо мной
встала мать, какой она мне является, в своем поношенном старушечьем платье,
с закрытым лицом. "Подойди ко мне!" - прошептала я. Но она не послушалась.
Раскинув руки, словно парящий ястреб, мать начала подниматься в небо. Она
поднималась все выше и выше. Вот она достигла слоя облаков, прошла сквозь
него, взмыла дальше ввысь. Чем выше она поднималась, тем становилась моложе.
Волосы опять потемнели, кожа посвежела. Старая одежда спала, как сухая