"Жан-Луи Кюртис. Молодожены [love]" - читать интересную книгу авторатуристов и Венеция принадлежит только нам". Ей хочется также "хоть разок"
попозже посидеть в баре "Гарри", она уверена, что после полуночи там можно встретить "интересных людей". - А кого ты называешь интересными людьми? - Иностранцев, которые часть года проводят в Венеции. Тех, кто купил здесь дворцы. Южноамериканских миллионеров. - Ты считаешь, что они интереснее других? - Еще бы! Богатые, знаменитые люди всегда интересны. - Но почему, объясни мне? - Да хотя бы по одному тому, что они богаты и знамениты. Они не как все. Этакие прекрасные чудовища. Не говоря уже о том, что они могут, невзирая на это, оказаться и не менее человечными, чем простые смертные. Он давно уже обратил внимание на то, что она очень охотно употребляет прилагательное "человечный". У себя в номере они ложатся на кровать отдохнуть. Это час поцелуев и нежных ласк. Он хотел бы еще долго-долго лежать с ней вот так, это видно, но она мягко, с милой улыбкой высвобождается из его объятий, говорит, что "надо быть благоразумным" и что давно пора одеваться. Переодевание к обеду - весьма важный момент в их распорядке дня. Вернее, ее переодевание, потому что он, собственно говоря, справляется с этим в два счета. Он вообще охотнее всего пошел бы обедать в том виде, в каком был утром (полотняные брюки и сандалии), но она внушила ему, что куда приятнее переодеться, "обед должен быть праздником", и он покорно влезает в брюки из шерстяной фланели и синюю куртку с серебряными пуговицами; она настаивает и на галстуке. У нее же на этот обряд уходит не меньше часа. Но разыгрывании одной из мистерий женственности... "Туалет Клеопатры" - так называет он это действо, и впрямь в результате его возникает некая экзотическая принцесса, ничуть не похожая на ту простую, без ухищрений, девушку, которую он видел на пляже. Не похожая, но тоже на редкость красивая и удивительно привлекательная. Платье, украшения, волосы, блестящие от лака; но главное, косметика, которая придает глазам, оттененным сине-зелеными веками, миндалевидную форму, а всему ее юному лицу - эффектную неподвижность маски. Впрочем, изменяется не только ее внешний облик, но и поведение, манера держаться и даже дикция; так, например, каждый вечер он снова поражается той обходительности, с которой его жена обращается с официантами или с хозяином ресторана, когда он подходит к их столику поздороваться. Кажется, что эту совсем особую светскую обходительность она надела вместе со своим коротким "полувечерним" платьем, и обходительность эта стала такой же неотъемлемой частью ее туалета, как, скажем, запах дорогих духов. Он был в восторге от ее умения подать себя. В первый же вечер он сделал ей на этот счет комплимент: "Знаешь, я восхищен: с ума сойти, до чего ты элегантна! Я горжусь тобой!" - Собственно говоря, ты прав, - говорит она, когда они садятся за столик. - Я предпочитаю нашу тратторию великолепию "Даниели". Здесь хоть все подлинное. И обстановка, и еда без туфты. Она виновато прикусывает губу и смеется. - Ой, прости, дорогой! Забыла, что ты не любишь этого слова. - Да говори его себе на здоровье! - Нет, нет. Не знаю, право, почему ты его не любишь, но, раз так, я |
|
|