"Только для мужчин" - читать интересную книгу автора (Мэтьюз Клейтон)Глава 5Первый номер отнюдь не воспарил к небесам подобно птице. Не произвел он и «впечатление разорвавшейся бомбы», как написал «Тайм» в посвященной «Мачо» обстоятельной статье. Кстати сказать, эта статья появилась лишь спустя год после выхода первого номера журнала. Тем не менее номер разошелся хорошо, даже очень хорошо. Возврат был гораздо меньше, чем смел надеяться Марк. Из семидесяти тысяч экземпляров удалось продать шестьдесят процентов. Для нового издания это был исключительно высокий показатель. Хлынули поздравления, хотя точнее было бы их сравнить с мелким дождичком, нежели с ливнем. Но все же люди, прежде обходившие Марка за версту, теперь искали случай, чтобы пожать ему руку. Рекламодатели проявляли к журналу растущий интерес. Возможно, самым приятным из всего этого была короткая записка от Алекса: «Итак, я первый раз в жизни ошибся. Поздравляю, дружище. А.» Эта хорошо знакомая подпись – всего одна буква, которой Алекс подписывал свои послания (в основном выговоры своему подчиненному за то, что он пропустил никуда не годную рукопись), вызвала у Марка острый приступ ностальгии. Однако на записку он не ответил. И хотя период неприятностей еще не закончился и Марк по-прежнему был по уши в долгах, чувствовал он себя прекрасно. Он оказался прав: для такого журнала, каким он представлял себе «Мачо», действительно существовал рынок сбыта. Марк был рад, что распространением журнала занимался Поуг. Обычно деньги от продавцов поступали в час по чайной ложке – буквально по несколько долларов за раз. Крупные распространители играли в такой ситуации роль буфера. Они платили издателям сразу по получении тиража из типографии и затем ждали возвращения собственных денег. Мелкие распространители не могли себе этого позволить, и денежный ручеек от них был очень и очень слабым. Однако Поуг сделал так, как обещал, и полученных от него денег Марку хватило на то, чтобы оплатить некоторые долги. В первую очередь он рассчитался с типографией. Когда деньги кончились, Марк все еще был должен многим писателям и художникам. На его собственном банковском счету, естественно, не осталось ни гроша. Но достигнутый успех значительно облегчал задачу получения кредита. Кому Марк заплатил сразу и полностью – так это Тео Парди. Как только Парди получил чек по почте, он позвонил Марку: – Спасибо за чек, Марк Бакнер. Мы все еще сотрудничаем? – Все еще сотрудничаем. Но постараемся держаться на расстоянии. Я буду объяснять вам, чего хочу, и оплачивать работу сразу после ее выполнения. – Личных визитов больше не будет? – Личных визитов больше не будет. – Тео поражен в самое сердце, – со смехом проговорил иллюстратор. – Послушайте, Парди. Я никого не осуждаю за их сексуальные наклонности. Но давайте условимся: вы будете ходить в свою церковь, а я – в свою. – О, какая банальность! Я ожидал от вас большего, Марк Бакнер. – Голос Парди был исполнен иронии. – А ведь вам понравилась наша маленькая вечеринка. Признайтесь, что это так! Марк бросил трубку. Второй номер, вышедший тиражом в сто тысяч экземпляров, к тому времени был уже готов. Марк немного запоздал с ним, но не сомневался, что в конце концов нагонит график. Второй номер был такого же формата, что и первый. Но когда Марк активно занимался третьим, он получил новую записку Алекса: «У меня есть для тебя предложение, дружище. Почему бы тебе не использовать карикатуры, может быть, даже во всю страницу и цветные? Этакий налет непристойности, как сказал бы старик Сноу. А.» Опять не ответив на записку, Марк использовал это предложение. Сто тысяч экземпляров третьего номера тоже разошлись за две недели. К Марку потекли деньги, рекламодатели теперь его прямо-таки осаждали. Его квартира была завалена предложениями от писателей и образцами работ художников и фотографов. Записки от Алекса продолжали поступать, несмотря на то что Марк на них не отвечал. Более того, Алекс ни словом не упрекнул его за молчание, и Марк чувствовал себя все более виноватым. Из-за одной записки Алекса Марк чуть не испортил отношения с Поугом. «Почему бы тебе не дать отставку свинье Поугу? – писал Алекс. – Сейчас он еще полезен, но тебе никогда не попасть в аптеки и супермаркеты, дружище, – до тех пор, пока ты связан с королем непристойностей Западного мира. Дорога туда тебе заказана. А.» Поуг появился как раз тогда, когда четвертый номер должен был выйти из печати. С трудом одолев три этажа, он тяжело дышал и вытирал с лица пот. – Вы сказали, что мы попробуем сделать четыре номера и тогда посмотрим, как будут идти дела. Ну так вот, четвертый номер на подходе, парень. Я доволен. А вы? – Ну… В общем, да. – Так, может, подпишем контракт на год? Если хотите, можно и на более длительный срок. Марк попытался увильнуть от ответа: – Мистер Поуг, в последнее время я был чертовски занят и не имел возможности об этом подумать. – Тогда думайте сейчас. – Почему бы не оставить пока все как есть? – Может, вы хотите послать к черту грязного торговца порнухой, а, парень? – прищурившись, сказал Поуг. Удивленный его проницательностью, Марк попытался скрыть свою реакцию: – Разве я дал вам повод для таких предположений? – Тем не менее вы об этом думаете. Вы чувствуете свою силу. Но не забывайте вот о чем. Если бы я не толкал ваш журнал, он бы сейчас так и валялся где-нибудь на складе. – Это неправда! – разозлился Марк. – Это хороший журнал, он отвечает потребностям публики. Именно поэтому его и покупают! – Для того чтобы его купили, он должен сначала дойти до покупателя. Никогда не забывайте об этом. Я где-то прочитал, что вас называют вундеркиндом в издательском деле. Не позволяйте себе в это поверить. Без меня вас так не называли бы. – Я не преуменьшаю вашу роль, – мрачно сказал Марк. – Постарайтесь и впредь этого не делать. Я ведь могу доставить массу неприятностей. – Поуг немного помолчал. Когда он заговорил снова, голос его звучал вкрадчиво: – Не знаю, известно ли это вам, но в прежние времена случались войны между распространителями журналов – переворачивались машины, горели склады, в общем, происходили всякие неприятности. – Вы мне угрожаете, Поуг? – Ни боже мой. Я никогда не угрожаю, парень. – Поуг с трудом оторвался от кушетки. – Я просто предупреждаю – и всегда держу свое слово. Когда я к вам пришел, вы прыгали от радости. Немного благодарности с вашей стороны – и я был бы удовлетворен. – Ну что ж, я готов выразить вам свою благодарность. Идет? Поуг кивнул, изобразив довольную мину. – Просто не забывайте об этом. В общем, я буду с вами до тех пор, пока у вас все не образуется, но мне нужен контракт по меньшей мере на год. Если я его не получу, то буду очень огорчен. Марк перестал встречаться с Литой, он не спал с ней уже несколько недель. Она восприняла это достаточно спокойно. – Я не огорчаюсь, дорогой. Может быть, я чересчур доступна, но я не дура. Я знала, чего ты добиваешься, и знала, что, когда ты это получишь, ты скажешь Лите «до свидания». – Грустно рассуждала она. И неожиданно поинтересовалась: – Ты будешь обо мне вспоминать? – Буду, Лита. Я обещаю. С Энид все было не так просто. Она пока еще выполняла для него работу – по вечерам в его же квартире. Почты теперь приходило столько, что Марк подумывал о том, чтобы подыскать себе настоящий офис. Даже почтальон уже начинал выражать недовольство. Кроме того, как можно проводить деловые встречи на Девятнадцатой улице, в квартире, похожей на лавку старьевщика? Сначала Марк хотел предложить Энид работу в новом офисе в качестве своего секретаря, но затем отверг эту идею. Энид давно уже раздражала его в сексуальном отношении, а как секретарь она была далека от идеала. Теперь он мог позволить себе нанять секретаря и получше. Марк уже начал подумывать о том, каким образом избавиться от Энид, прекрасно понимая, что это будет нелегко. Однажды ночью, когда они лежали в постели, в полном изнеможении и совершенно голые (Энид на этот раз пришлось приложить массу усилий, чтобы привести Марка в должное состояние), он упомянул, что собирается снять офис. Услышав об этом, она села. – Прекрасная идея, дорогой. Тогда ты сможешь нанять секретаря на полный рабочий день. Марк подозрительно посмотрел на нее. Может быть, Энид всегда мечтала занять это место? – Тогда я смогу оставить работу, и мы поженимся. – Она, как ребенок, захлопала в ладоши. – Поженимся?! – Тебе стоит переселиться в квартиру получше, теперь ты можешь себе это позволить, – спокойно продолжала Энид. – Я была согласна подождать еще и потому, – скривившись, добавила она, – что не смогла бы жить на помойке. – О чем ты говоришь, Энид? – Он отшатнулся от нее как от прокаженной. – Какая женитьба? Господи! – Я думала, мы поженимся, как только с «Мачо» все будет в порядке. – Женщина, да ты с луны свалилась! Я никогда не обещал жениться! На ее лице появилось выражение, свидетельствующее о приближении шторма. – Ты несколько раз говорил, что любишь меня. – Да? – Марк задумался. Сейчас он не мог ничего такого припомнить, но все было возможно. Энид относится к тем женщинам, которым во время полового акта нужно говорить, что их любят. Это как-то усмиряет их врожденный пуританизм. – Даже если так, какое отношение это имеет к женитьбе? Энид побагровела: – Ты просто использовал меня, заставлял работать, а потом ложился со мной в постель, когда это было тебе удобно! – Ну давай, давай, Энид! За твою работу я заплатил тебе сразу, как только появились деньги. И никто тебя не насиловал. Тебе так же хотелось перепихнуться, как и мне. – Марк по-настоящему разозлился. Она ахнула. – Что за чудовищные вещи ты говоришь! Это неправда. Секс меня вовсе не так уж и заботит… – Она поняла, что проговорилась, и замолчала, за-крыв рот рукой. – Ты думаешь, я этого не заметил? – Он больше не заставлял себя сдерживаться. Пора наконец от нее избавиться. – Секс тебя заботил только тогда, когда я настаивал на нем. А дрючить тебя – все равно что забавляться с манекеном из магазина готовой одежды. Единственная разница – что у тебя есть дырка, куда вставлять… Энид залепила ему пощечину. Из глаз Марка брызнули слезы. – Что ж, Энид, это было последней каплей. А теперь одевайся и убирайся отсюда. – Ты отвратительный, вульгарный, грубый подонок, Марк Бакнер! – срывающимся голосом сказала она. – Единственное, что тебя интересует, – это твой грязный журнал! Марк пожал плечами: – Ну, раз я такой, ты явно не захочешь выходить за меня. Зачем тебе такой муж? – Ты меня использовал, использовал! Энид выскочила из постели и подбежала к стулу, где лежала ее аккуратно сложенная одежда. Марк вздохнул с облегчением. Это была неприятная сцена. Он жалел, что обошелся с Энид так грубо, она действительно очень ему помогла. Но это же надо придумать – В этот момент все еще голая Энид повернулась, и Марк разинул рот от удивления. Обеими руками она сжимала маленький пистолет. Глаза Энид дико сверкали. Беззвучно шевеля губами, она двинулась к кровати. – Осторожнее с этой штукой, Энид! – сказал Марк. – Ты меня использовал, ты никогда не собирался на мне жениться! – Энид, ты сейчас расстроена. Возможно, я был с тобой немного груб. – Марк не отрывал взгляда от пистолета. – Ты ведь не собираешься стрелять в меня. Ты же умная женщина. Подумай о тех неприятностях, что тебя ждут. Тебя арестуют… Увидев, что она вот-вот нажмет на спусковой крючок, Марк инстинктивно закрыл левой рукой лицо. В следующее мгновение он почувствовал, как пуля вошла в предплечье, и лишь потом услышал хлопок пистолета. Сначала Марк не ощутил боли – только рука начала неметь. Ожидая второго выстрела, он поднял взгляд на Энид и обнаружил, что она с ужасом смотрит на кровать. На белую простыню капала ярко-алая кровь. Энид вскрикнула и отшвырнула пистолет. Ударившись о стену, он упал на пол. – Энид… Почему-то (почему – он и сам потом не мог понять) Марк пополз к ней через кровать, но тут его накрыла волна боли, и он со стоном повалился на постель. Вокруг него сразу же сомкнулась тьма. Следующее, что ясно помнил Марк, – это склонившееся к нему бородатое лицо Алекса. Нет, у него сохранились какие-то отрывочные воспоминания о вое сирен, о том, как его несли на носилках по длинному коридору, о слепящем свете ламп, причем все это время он то терял сознание, то снова приходил в себя. Однако первое, что хорошо запомнилось, – это улыбающееся бородатое лицо Алекса. – …Вот видишь, что было бы, дружище, если бы я за тобой не присматривал, – как будто издалека услышал Марк его голос. – А как ты… – слабым голосом начал Марк. Слегка приподняв голову, он увидел, что находится в больничной палате. – Почему ты не спрашиваешь: «Где я?» – как это делают во всех романах? Теперь Марк слышал голос Алекса уже лучше, да и его собственный голос окреп. – Я знаю, где я, тупица. Но вот как ты попал сюда так быстро? – И совсем не быстро. Тебя подстрелили прошлой ночью, и до сих пор ты валялся без сознания. Сейчас уже почти полдень. А насчет того, как я узнал… Ты оставил мое последнее послание на столе рядом с кроватью. Копы его нашли и позвонили мне. – Насчет этих записок, Алекс… Я все собирался с тобой связаться. В глазах Алекса появился холодок. – У тебя есть мой номер телефона, да и почтовая служба США по-прежнему работает, насколько мне известно. – Ну да, ты прав, черт возьми, прав, и я прошу прощения, ладно? – улыбнулся Марк. – Ты знаешь, какой я упрямый. Но ты, наверно, заметил, что пару твоих предложений я использовал. – Заметил. – Ну так спасибо тебе. Пожмем друг другу руки? Тут он вспомнил, что произошло, но, как ни удивительно, не мог припомнить, с какой именно рукой. Марк посмотрел на себя. Забинтованной оказалась левая рука. Он вздохнул с облегчением. – Ну да, считай, что тебе повезло, дружище, – широко улыбнулся Алекс. – Ты по-прежнему можешь писать. Они пожали друг другу руки, и Марк обнаружил, что тоже улыбается, довольный тем, что их размолвка кончилась. О, конечно, время от времени они будут спорить – да еще как! – но это уже совсем другое дело. – Ты говорил с врачом? – Пуля раздробила кость чуть повыше локтя. Недель шесть ты будешь ходить в гипсе. Ты просто счастливчик. На несколько дюймов ниже – и у тебя был бы раздроблен локоть. – А Энид? Что будет с ней? – Она под арестом. Какое именно обвинение ей будет предъявлено, вероятно, зависит от тебя. Марк махнул рукой: – Я не хочу предъявлять ей никаких обвинений. Я и так доставил ей кучу неприятностей. Зачем еще отправлять ее в тюрьму? На лице Алекса отразилось удивление. – Очень порядочно с твоей стороны, Марк. Но я не думаю, что полиция на это согласится. Им нужно предъявить ей какое-нибудь обвинение, на худой конец, в нелегальном хранении оружия. У нее не было на это разрешения. – Она им что-нибудь рассказала? – Насколько я знаю, она не сказала им ни слова. – Тогда я скажу, что мы оба схватились за пистолет, и он случайно выстрелил. В этом случае, в чем бы ее ни обвинили, она получит лишь условный срок. Я уверен, что у нее не было судимостей. А теперь… – Он слегка подался вперед. – Поговорим о более важных вещах… Когда ты собираешься переходить ко мне на работу? – Я думал, что ты никогда об этом не спросишь, – печально сказал Алекс. – Может быть, прямо сейчас? – Ну… – Алекс замялся. – Я не могу без всякого предупреждения уйти от Мыльного Пузыря. Не то чтобы я был таким незаменимым, но… – Алекс, сейчас в самом разгаре работа над новым номером. Не могу же я ее делать на больничной койке и со сломанной рукой. Кстати, что сказал доктор: как долго я здесь пробуду? – По крайней мере несколько дней. Пуля вы-звала определенный шок. Доктор хочет быть уверен, что, прежде чем он тебя выпишет, ты хотя бы сможешь передвигаться. – Тогда, Алекс, ты должен мне помочь! Я не могу собрать номер, находясь здесь. – Ладно, я оставлю Мыльному Пузырю заявление о том, что через две недели уволюсь, а по вечерам буду работать над «Мачо». Это все, что я могу сделать. – Этого более чем достаточно. Спасибо, дружище. – Марк… – Марк едва ли не впервые видел своего друга смущенным. Отвернувшись, Алекс тихо сказал: – Я должен извиниться перед тобой, дружище. Я смеялся над тобой, говорил, что ты не сможешь этого сделать, называл тебя юнцом. Я был не прав. Ты это сделал, и сделал все сам. – Я – Ты говоришь как настоящий бизнесмен, – усмехнулся Алекс. – В этом нет необходимости, дружище. – Нет, есть. Поначалу твоя зарплата будет не слишком большой. Я не смогу платить тебе столько, сколько ты сейчас получаешь. – Кто я такой, чтобы спорить? – Алекс поднял стоявший у его ног кейс. – У меня тут появилась одна идея, Марк. Я думаю, ты должен подробно написать о том, за что выступает «Мачо», каковы цели издания. Изложи все, что ты мне говорил, – как вывести секс из средневековья. Алекс достал из дипломата папку, несколько карандашей, пачку желтой бумаги и положил все это на кровати рядом с Марком. – Хитрож… подонок! – упрекнул его Марк. – Когда ты шел сюда, ты знал, что я предложу тебе работать в «Мачо»! – Откуда я мог это знать? – с невинным видом возразил Алекс. – Я просто готовил для тебя еще одну записку. – Ну конечно! – Однако подброшенная Алексом идея уже завладела его воображением. – В любом случае это прекрасная мысль! Как я сам не додумался! Я назову это… «Манифестом "Мачо"»! – Видишь, что получается, когда два величайших ума работают вместе? В дверях раздался какой-то шорох, и в палату вошла молодая медсестра. Ей было лет двадцать пять, и даже форменный белый халат не мог скрыть того факта, что у нее великолепная фигура. От шуршания шелка у нее под юбкой по телу Марка пробежала дрожь. – Время посещения закончилось, мистер Лаваль, – тоном, не допускающим возражений, произнесла медсестра. – Доктор разрешил только короткий визит, а вы находитесь здесь уже полчаса. Нам нужно отдохнуть, не правда ли, мистер Бакнер? – Ухожу, уже ухожу! – поспешно сказал Алекс, захлопывая кейс, и двинулся к двери. – Не напрягайся, дружище. Медсестра уже вставляла градусник в рот Марку и щупала его пульс. Остановившись в дверях, Алекс сказал, глядя на медсестру: – Помни о своем состоянии, Марк. Марк расхохотался, термометр выпал у него изо рта. – У меня только рука не в порядке! – крикнул он вслед уходящему Алексу. Неодобрительно ворча, медсестра подняла упавший на кровать термометр и осторожно положила на поднос с таким видом, как будто градусник сразу же густо облепили бесчисленные микробы. Марк принялся откровенно ее разглядывать. У медсестры была ярко выраженная нордическая внешность: васильково-синие глаза, светлые волосы, розовый цвет лица. Накрахмаленный халат едва не лопался под напором ее больших грудей. – Как вас зовут? – поспешил спросить Марк, пока медсестра не засунула ему в рот другой термометр. – Джейн, – подчеркнуто строго ответила она. – Всего-навсего Джейн. Как я понимаю, вы издаете журнал. Тогда, должно быть, вы умеете читать. – И она сурово указала на табличку, приколотую над ее левой грудью. Марк только открыл рот, чтобы ответить, как она ловко засунула туда термометр. Измерив температуру, медсестра сделала пометку в своих записях. – У меня высокая температура? – Немного повышенная. Но этого следовало ожидать, учитывая то, что с вами случилось. – Вам не приходило в голову, что это может быть из-за вас? В вашем присутствии у кого угодно температура поднимется до небес. Вместо ответа Джейн только строго посмотрела на него. – Наверно, вам уже говорили об этом, – смущенно пробормотал Марк. – Я слышу об этом по десять раз на дню, мистер Бакнер. С этими словами она взяла свой поднос и вышла из палаты, оставляя за собой шуршащий след. Ошеломленный Марк долго лежал, улыбаясь, затем встряхнул головой, взял папку с бумагой, которую оставил ему Алекс, и принялся писать: «Для нашей страны настало время свободно говорить о сексе. И не только о гомосексуализме, хотя это тоже необходимо. Слишком долго секс относили к темным сторонам нашей жизни, о которых следует говорить только шепотом, слишком долго подвергали различным запретам. Этот синдром стыда приводит к тому, что и нагота находится под запретом. Человеческое тело прекрасно, так почему же мы должны его стыдиться? Если бы Господь желал, чтобы люди были все время прикрыты, Он сотворил бы нас одетыми. Почему секс должен считаться чем-то постыдным? Секс – это естественная функция нашего организма, это источник наслаждения и удовольствия, общество не должно идти на поводу у моралистов-пуритан, загоняя его в чрезмерно жесткие рамки… Особенно суровыми являются те запреты, которые препятствуют освещению проблем секса в печати. Журнал «Мачо» будет непоколебимым защитником сексуальной свободы во всех ее проявлениях. Наш боевой клич – долой оковы! Несомненно, впереди нас ждут враждебные выпады моралистов и постоянные попытки усилить цензуру. Мы будем бороться с ними всеми имеющимися в нашем распоряжении средствами…» Марк продолжал писать, карандаш так и летал по бумаге. Как будто прорвало плотину и все мысли, которые столько времени копились в его мозгу, вырвались наружу. Теперь у него есть аудитория и есть возможность влиять на нее. Марк писал до тех пор, пока лекарство, которое ему дала медсестра, не начало оказывать свое действие. Карандаш вывалился из пальцев и покатился по одеялу. В следующее мгновение папка соскользнула с кровати и со стуком упала на пол. Марк уже крепко спал… |
||
|