"Роберт Крайтон. Камероны " - читать интересную книгу автора

ящике - и мысленно повторяла: "Отец, отец". Нелегко к этому привыкнуть, но
раз правильно говорить "отец", значит, отцом он и будет, нравится ему это
или нет.
"Послушай, - сказал он ей на прошлой неделе, - я простой человек, а не
какой-то там чертов барин. Значит, зови меня "папаня", как заведено у нас,
работяг". Но она продолжала гнуть свою линию.
И в доме и снаружи стояла полнейшая тишина. Ни петушиного пения, ни
стука деревянных башмаков по булыжнику - все замерло и в поселке и на шахтах
внизу, весь мир - ее мир, мир Питманго - свернулся калачиком и тихо спал; ей
стало страшно, и она села в постели. Значит, пошел снег. В Питманго
наступала тишина, лишь когда поселок накрывало снегом.
"Нечестно это, - думала она, - не по правилам". Снег не имел права идти
в апреле - да еще в такой важный для нее день. Она поискала свои деревянные
башмаки и не нашла - вот теперь у нее ноги замерзнут на каменном полу. И
вдруг услышала "топ-топ" - это топтались в палисаднике шахтерские пони,
стараясь укрыться от ветра. По глухому стуку их копыт ясно было, что земля
промерзла.
А тут еще и ветер поднялся - она слышала, как он колотит в задние окна,
значит, дует с севера, с гор. "Нечестно это, - подумала она, - нечестно".
Теперь наверняка весь Западный Файф под снегом, а уж про Кейрнгормс и
говорить нечего - все проходы в горах закупорило. Много сегодня погибнет
ягнят весеннего окота. И ей теперь в жизни не добраться пешком до
Кауденбита, а только там можно сесть в поезд, что идет на север. Придется
нанимать мистера Джаппа, чтобы он отвез ее в своем фургоне, и потратить на
это шиллинг, а может, и два, если он засволочится. Она почувствовала, как
глаза наполняются слезами, что уже совсем никуда не годилось. Зато теперь
можно не вставать в такую рань.
Когда она снова проснулась, ветер уже стих и по комнате протянулись
полосы лунного света. Если сесть в постели, то в боковое окно видно луну -
морозную, плоскую и бледную, но не заштрихованную снегом. Пони обошли дом и
теперь топтались у входа - по стуку их копыт, ударявших о булыжник, она
поняла, что снега не так уж много, и встала. Стылый каменный пол обжег ей
ноги.
"Вот ведь дура, - подумала она, - прохныкала над тем, чего и не было, и
только зря в постели провалялась". Ей захотелось на горшок, но она
представила себе, как ледяная посудина коснется ее тела, и, содрогнувшись,
отступила. В очаге лежала кучка золы; только тронь - разлетится.
- Сука! Только о себе думает, - сказала она.
- Ну что там еще? - спросил отец.
- Да ничего, спи, спи, - сказала она, лишь тут осознав, что произнесла
это вслух.
- Но я же слышал. Ругаешься, как девка с шахты. Я этого у себя в доме
не потерплю.
- Хорошо, отец.
- Папаня.
Она сгребла золу в сторонку и вздрогнула: три больших куска угля вдруг
ожили и ярко вспыхнули, едва только их коснулся холодный воздух. Значит,
огонь нетрудно будет разжечь; зачем же она так обзывала мать - ей стало
стыдно. Да, одно можно сказать в защиту Питманго: уголь в Питманго чистый и
никогда не подведет, если с ним обращаться правильно. И она принялась