"Шарон Крич. Отличный шанс (Повесть) " - читать интересную книгу автора

как его зовут. Представляешь, что он мне сказал? Он пригласил меня поехать с
ним в Милан. В Милан! Сумасшедший какой-то! Как будто родители позволят мне
ехать в такую даль, как Милан, с совершенно чужим человеком! И все же он
довольно милый, ты знаешь...
Значит, Гутри пригласил с собой в Милан и Лайлу! Я только что
познакомилась с этим мальчиком, практически ничего не знала о нем, и
все-таки мне было досадно, что он пригласил не только меня. Мне хотелось
сказать об этом Лайле, но я на собственном горьком опыте убедилась, что не
следует чрезмерно доверять людям, которых недостаточно хорошо знаешь. Когда
мы переехали в Калифорнию, я на второй день пребывания в новой школе сказала
девочке из моего класса, что мне нравится один из мальчишек. К наступлению
большой перемены уже вся школа была осведомлена об этом. По дороге домой
меня остановили две девочки и заявили с угрозой в голосе: "Думаешь, раз ты
новенькая, то лучше других? Так вот, запомни. Этот парень уже занят. А ты
ничем не лучше остальных!"
Поэтому, хоть мне было и досадно, что Гутри пригласил с собой в Милан и
Лайлу, я не сказала ей об этом.
На широкой площади в центре Лугано мы сели за один из столиков,
стоявших на открытом воздухе перед входом в кафе, потом вместе с официантом
долго тыкали пальцами в меню и наконец заказали пиццу. Мне принесли пиццу, в
начинке которой были какие-то странные коричневые штучки. Лайла сказала, что
это анчоусы.
- Это - что?
- Ты не знаешь, что такое анчоусы? - переспросила Лайла. - Это такие
крошечные рыбки. Очень соленые.
Я стала их разглядывать. Рыбки были похожи на раздавленных сороконожек.
Я вытаскивала их из пиццы и прятала за поджаренной с краю корочкой.
- Ты только подумай! - воскликнула Лайла. - Здесь никто не знает
английского. Мы можем говорить, что хотим, и ни один человек не догадается.
- А дядя Макс сказал, что большинство людей здесь понимают
по-английски. Это мы не понимаем их.
- Правда? - удивилась Лайла. - Хорошо, что ты мне сказала, а то бы я
ляпнула что-нибудь, а потом сама же жалела.
Мне даже в голову не могло прийти что-то, о чем Лайла сказала бы и
потом пожалела, и даже если бы такое случилось, я бы не возражала. Мне
просто нравилось сидеть с этой девочкой за столиком на открытом воздухе и
казалось, что я обрела друга среди стольких чужих людей вокруг.
Посреди площади стоял жонглер и подбрасывал красные мячики. На тротуаре
суетились и клевали крошки голуби. По всем четырем сторонам площади стояли
высокие здания. Оттуда, где мы сидели, я не могла видеть гору. Я знала, что
она была там, за домами, за деревьями, но не видела ее и чувствовала себя
здесь в безопасности.
Мне всегда казалось, что гора, такая темная и огромная, неотступно
следит за мной, нависая над окрестностями, загораживая собой все, что
находится за ней. И еще она невольно заставляла меня постоянно помнить о
моих родных, с которыми я жила когда-то среди таких же гор.
Иногда я задумывалась о чем-то своем - слушая, например, звон колоколов
церкви Святого Аббондио или разглядывая узкие, извилистые швейцарские
улочки, - и тогда мой взгляд вдруг падал на гору, и я снова вспоминала о
нашей семье и чувствовала себя виноватой за то, что думаю не о них и что мне