"Джон Краули. Эгипет ("Эгипет" #1) " - читать интересную книгу автора

будет неминуемо испорчена сознанием того, что это все липа, - то есть
чистой воды продажа души дьяволу, а данный вариант по определению ни к чему
хорошему вести не может; нет уж, его бы вполне устроило что-нибудь
поспокойней.
Оставалось еще одно, третье, желание, нечетное, непростое, норовистое.
Пирса передернуло при мысли о том, что стало бы с ним, если бы сбылась одна
из его подростковых версий этого, последнего желания. Позже он потратил бы
его на то, чтобы выпутаться из разного рода проблем и неурядиц, из которых
выбрался и так, безо всякой магической помощи. И даже теперь, если бы он
действительно оказался в состоянии решить, чего он на самом-то деле
хочет, - решение, до которого он так ни разу по-настоящему и не добрался, -
ему потребовалось бы столько мудрости, и смелости, и здравого смысла;
именно здесь и таилась опасность, и возможность внезапного безоблачного
счастья. Третье желание было из всей триады единственным, способным
по-настоящему перевернуть мир, и оттого в его мозгу громоздились вокруг
него колючие изгороди ограничений, табу, императивов моральных и
категорических; потому что - по крайней мере для Пирса Моффетта - игра не
стоила свеч, если не будут учтены все возможные последствия этого
гипотетического третьего желания; если он не сможет представить себе, со
всей возможной полнотой и достоверностью, что в действительности станет с
миром, если желание сбудется.
Мир во всем мире и тому подобные экскурсы в заоблачный альтруизм он
давно уже отверг как дело в лучшем случае недостаточное, как заблуждения,
солипсистские по сути, вроде случая с Мидасом, вот только бескорыстие
подменяло здесь собой корысть; оборотная сторона все той же фальшивой
монеты. Никто не в состоянии оценить последствия подгонки мира под такого
рода глобальные абстракции, никто не может знать, что придется сотворить с
человеческой природой, чтобы в итоге выйти на нужный результат. А братия в
школе св. Гвинефорта прочно вбила ему в свое время в голову одну простую
мысль: если ты приемлешь цель, не говори, что не приемлешь средства. Пирсу
никак не хотелось состязаться в дальновидности с силами, могучими
настолько, что они в состоянии перелопатить весь божий мир. Нет уж, какую
бы судьбу ни уготовили человеку три его желания, смешную, горькую или
сладкую, но это его судьба, это его три желания; а мир пускай решает за
себя сам.
Власть. С какой-то точки зрения любое желание было, конечно,
пожеланием власти, власти над будничными житейскими обстоятельствами,
которым волей-неволей вынужден подчиняться любой человек; хотя это совсем
не то же самое, чтобы желать себе власти в более узком смысле слова, силы,
возможности подчинить своей воле других: и враг твой корчится перед тобой
во прахе. Вся эта обширная область человеческих страстей была Пирсу
совершенно чужда, ему никогда не хотелось власти, даже и представить ее в
своих руках, по-настоящему представить, он был не в состоянии, власть
всегда оставалась чем-то сторонним и направленным против него; свобода от
всяческой власти - вот разве что этого ему действительно хотелось, но
желания, построенные на отрицании, всегда казались ему едва ли не
шулерскими.
Ему приходило в голову (как жене рыбака из детской сказки), что
неплохо было бы стать Папой Римским. Были у него кое-какие идеи в области
естественного права, литургии и герменевтики, а человек с хорошим