"Джеймс Фенимор Купер. Моникины" - читать интересную книгу автора

никогда не достигали высокой тайны его нравственного бытия. И точно так же
можно сказать, что как он ни напрягал свою мысль, чтобы заглянуть в будущее,
эта мысль всегда была земной и не могла проникнуть дальше тех сроков
сведения счетов, которые предписывались правилами фондовой биржи. Для него
родиться значило лишь начать спекуляцию, а умереть - подвести общий баланс
прибылей и убытков.
Человек, столь редко задумывавшийся над бренностью людской, был поэтому
мало подготовлен к созерцанию таинства смерти. Хотя он никогда по-настоящему
не любил мою мать (ибо любовь - чувство слишком чистое и возвышенное для
того, чье воображение привыкло питаться красотами бухгалтерских книг), он
всегда был добр к ней, а в последнее время, как уже указывалось, готов был
сделать все, что могло способствовать ее благополучию без ущерба для его
целей и привычек. С другой стороны, кроткой натуре моей матери требовалось
нечто более властное, чем привязанность ее супруга, чтобы проросли те семена
глубокой, тихой женской любви, которые, несомненно, дремали в ее сердце
подобно зернам посева, пережидающим в земле конца зимних холодов.
Последнее свидание такой четы едва ли могло сопровождаться бурными
проявлениями скорби.
Тем не менее мой предок был глубоко поражен переменой во внешнем облике
своей жены.
- Ты очень исхудала, Бетси,- сказал он, ласково взяв ее руку после
долгого молчания.- Исхудала больше, чем я мог бы поверить! Дает ли тебе
сиделка крепкий бульон? Сытно ли она тебя кормит?
Мать улыбнулась призрачной улыбкой смерти, но жестом выразила
отвращение к мысли о еде.
- Все это теперь слишком поздно, мистер Голденкалф,- ответила она,
говоря внятно и с энергией, ради чего давно приберегала силы.- Я больше не
нуждаюсь ни в яствах, ни в нарядах.
- Ну что же, Бетси! Тот, кто во всем этом не нуждается, не может очень
страдать, и я рад, что ты в этом отношении покойна. Однако мистер Этерингтон
говорит, что твое телесное здоровье далеко не удовлетворительно, и я пришел
узнать, не могу ли я принять какие-нибудь меры, чтобы ты чувствовала себя
лучше.
- Можете, мистер Голденкалф! В этой жизни мне уже почти ничего не
нужно. Час-другой, и я покину этот мир с его заботами, его суетой, его...-
Моя бедная мать, вероятно, хотела добавить "его бессердечием" или "его
себялюбием", но, сдержав себя, после недолгого молчания продолжала:- По
милости нашего благословенного Спасителя и благодаря утешениям этого
превосходного человека,- она сначала набожно возвела взор к небу, а затем с
кроткой признательностью остановила его на священнике,- я покидаю вас без
тревоги, и, если бы не одно обстоятельство, то могла бы сказать- совсем
безмятежно.
- Что же тебя так особенно огорчает, Бетси? - спросил отец, сморкаясь и
говоря с необычной нежностью.- Если в моей власти облегчить твое сердце и
помочь тебе в этом или ином деле, только скажи мне, и я тотчас же
распоряжусь все исполнить. Ты всегда была доброй, благочестивой женщиной и
мало в чем можешь себя упрекнуть.
Моя мать с грустью поглядела на своего мужа. Никогда прежде его не
заботило так ее счастье, и если бы, увы, не было слишком поздно, от этого
проблеска доброго чувства факел их брака мог бы разгореться более ярким