"Эдмунд Купер. Кирон Голова-в-Облаках" - читать интересную книгу автора

должен выполнить свое предназначение.
- Я не помешаю тебе писать картины.
- Ты хочешь помешать мне летать. Она изумленно уставилась на него.
- Летать!.. Кирон, любимый мой, да ты сошел с ума! Люди не летают! И
никогда не полетят!
- Да, я сумасшедший, и я полечу! Я построю машину, которая...
- Не говори о машинах! А если не можешь без этого, то не говори
никому, кроме меня. Машины это зло. Так учил Божественный Мальчик, так
учит Святой Орден. Это знают все!
- И все же это не правда, - проговорил Кирон. - Машины не могут быть
злом. Зло присуще лишь человеку... Я буду летать, клянусь, я буду летать
на благо людям! Клянусь духом братьев Монгольфье, Отто Лилиенталя и
Сантоса Дюмона!
- Кто это такие?
- Призраки, великие добрые призраки. Люди, которые, живя столетия
назад, поднимали глаза к звездам... Я прочитал о них в той книге, что ты
мне дала.
- Лучше бы я ее сожгла. Мой отец не читает и потому понятия не имел,
что держит в библиотеке ересь.
- Даже если бы ты ее сожгла, Элике, я все равно поднял бы глаза к
небу. Не в природе человека оставаться прикованным к земле... Иди, поцелуй
меня. А потом я постараюсь не уронить чести мастера Хобарта.

11

Дни летели быстро. Нога Кирона зажила и на вид не казалась короче.
Весна перешла в лето; расцвела и мисс Элике, что не осталось незамеченным.
Она научила Кирона ездить верхом, по крайней мере, не падать с коня при
движении. Он делал наброски лошадей: лошадей пасущихся, идущих иноходью,
несущихся галопом...
Когда Элике в первый раз прыгнула для него через ворота в семь
бревен, он пришел в ужас.
- Не делай так больше никогда! Слышишь, любимая? Ты же едва не
сломала шею.
- Фи! И это говорит витающий в облаках, парящий над землей и
прыгающий в море!
С этими словами Элике разогнала коня и прыгнула снова: каштановые
волосы разлетелись на солнце, на мгновение она застыла между землей и
небом, будто бесконечно прекрасная богиня.
Кирон работал как одержимый. Он сделал сотню рисунков и забраковал
девяносто. Портрет Элике Фитзалан станет его единственной заявкой на
величие в живописи. Он знал, что получится хорошо, ибо его переполняли
любовь, красота, молодость и радость жизни.
Мастер Хобарт стал больше кашлять и меньше жаловаться. Наверное,
потому, что Кирон перестал жаловаться вообще.
Хобарт рассматривал рисунки, которые приносил Кирон и поражался.
Кажется, парень понял, что такое живопись. В работе была элегантность и...
да, величие. Хобарт наливал себе стаканчик ирландской водки и размышлял о
величии в искусстве. Выходки со змеями не шли ни в какое сравнение с такой
чистотой линий и мастерством в передачи движения.