"Джозеф Конрад. Караин (воспоминание) " - читать интересную книгу автора

- Что-что? - спросил Холлис, не расслышав.

- Он просит извинения за то, что явился с оружием в руке, - сказал я
потерянно.

- Церемонный нищий, однако. Скажи ему, что мы, так уж и быть, простим
друга... в такую-то ночку, - протянул Холлис. - Что стряслось?

Караин надел через голову сухой саронг, скинул мокрый себе под ноги и
переступил через него. Я жестом пригласил его расположиться в деревянном
кресле - в его кресле, можно сказать. Он сел, держа спину очень прямо, и издал
громкое "Ха!"; по его крупному туловищу прошла короткая судорога. Он
неспокойно оглянулся через плечо, потом повернулся к нам, словно желая
заговорить, но только таращил глаза диковинным невидящим манером; затем вновь
поглядел назад.

- Эй, там, на палубе, смотреть в оба! - проревел Джексон и, услышав сверху
слабый ответ, потянулся ногой и захлопнул дверь каюты.

- Теперь можно, - сказал он.

Губы Караина слегка шевельнулись. Яркая вспышка молнии на миг превратила
два круглых кормовых иллюминатора перед ним в пару свирепых фосфоресцирующих
глаз. Свет лампы словно приугас, сделавшись бурой пылью, а зеркало на
маленьком шкафчике у него за спиной вдруг выступило гладким листом бледного
пламени. Гром покатился к нам, треснул прямо над нами; шхуна содрогнулась, и
великий глас, не переставая гневно грозить, двинулся дальше в морское
пространство. Меньше минуты бешеный ливень окатывал палубу, затем прекратился.
Караин медленно переводил взгляд с одного лица на другое, пока тишина не стала
такой глубокой, что мы все ясно услышали тиканье двух хронометров в моей
каюте, с ровным неослабным рвением состязающихся в беге.

Каждый из нас троих, странно завороженный, не мог оторвать от него
взгляда. То таинственное, что погнало его сквозь ночь и грозу искать укрытия в
тесной каюте шхуны, делало его в наших глазах и загадочным, и беззащитным. Не
было сомнений, что перед нами сидит беглец, как бы невероятно это ни было. Он
сильно осунулся, словно бессонница мучила его неделями; исхудал, словно по
целым дням не мог есть. Щеки у него отощали, глаза ввалились; мышцы груди и
рук чуть заметно подергивались, как после изнурительного поединка. Да,
конечно, он только что покрыл большое расстояние вплавь; но на его лице
читалась другая усталость - мучительное бессилие, гнев и страх, рожденные
борьбой с мыслью, с идеей - с тем, чего нельзя ухватить, свалить наземь, чему
неведом покой, - с тенью, с небытием, непобедимым и бессмертным, питающимся
живой жизнью. Мы знали это так же верно, как если бы он прокричал это нам в
уши. Его грудь то и дело вздымалась, словно не могла сдержать биение сердца. В
тот миг он был наделен мощью одержимых, способной пробуждать в очевидцах
изумление, боль, жалость и наводящее страх ощущение близости невидимого, всего
темного и безгласного, чем окружено одиночество рода людского. Какое-то время
его глаза еще бесцельно блуждали, потом успокоились. С усилием он заговорил: