"Джозеф Конрад. Теневая черта (Повесть. Перевод А.Полоцкой) " - читать интересную книгу автора

бегство. Без всякой сколько-нибудь разумной причины я бросил место -
списался с корабля, - покинул судно, о котором нельзя было сказать ничего
дурного, кроме разве того, что это был пароход и поэтому, может быть, не
имел права на ту слепую верность, которая... Словом, нечего стараться
приукрасить то, в чем я сам даже и тогда был отчасти склонен видеть просто
каприз.
Случилось это в одном восточном порту. Судно было восточным судном, так
как было приписано к этому порту.
Оно плавало среди темных островов на синем, изборожденное рифами море,
с английским флагом на кормовом флагштоке и вымпелом судовладельца на топе
мачты, тоже красным, но с зеленой каймой и белым полумесяцем.
Ибо хозяином судна был араб и к тому же потомок пророка. Оттого и
зеленая кайма на флаге. Он был главой большого племени местных арабов, но
в то же время самым лояльным подданным многоплеменной Британской империи,
какого только можно найти к востоку от Суэцкого канала.
Мировая политика не интересовала его нисколько, но он пользовался
большой незримой властью среди своего народа.
Нам-то было совершенно безразлично, кто хозяин. По мореходной части ему
приходилось пользоваться трудом белых людей, и многие из тех, кто у него
служил, в глаза его не видели, с первого и до последнего дня. Я сам видел
его только раз, совершенно случайно, на пристани - старого смуглого
человечка, слепого на один глаз, в белоснежном одеянии и желтых туфлях.
Руку его немилосердно целовала толпа малайских паломников, которым он
помог деньгами и съестными припасами. Я слышал, что милостыню он раздавал
очень щедро, чуть ли не по всему Архипелагу. Ибо разве не сказано, что
"милосердный человек друг аллаху"?
Превосходный (и живописный) хозяин-араб, из-за которого не приходилось
ломать себе голову, превосходнейшее шотландское судно - ибо таким оно было
сверху донизу, - превосходный корабль, легко содержимый в чистоте,
необыкновенно удобный во всех отношениях и, если бы не движущая сила в
недрах его, достойный любви каждого; я по сей день питаю глубокое уважение
к его памяти.
Что касается рода торговли, которым он занимался, и характера моих
товарищей, то они не могли бы нравиться мне больше, если бы жизнь и люди
были созданы по моему заказу каким-нибудь добрым волшебником.
И вдруг я все это бросил. Бросил так же беспричинно, как беспричинно -
для нас - птица улетает с удобной ветки. Я словно, сам того не сознавая,
услышал какой-то шепот или увидел что-то. Да... может быть! Вчера еще все
обстояло совершенно благополучно, и вдруг на следующий день все исчезло:
прелесть, аромат, интерес, удовлетворение - все. Понимаете, это было как
раз одно из тех мгновений. Хандра поздней юности напала на меня и увлекла.
Увлекла с этого судна, хочу я сказать.
Нас на борту было всего четверо белых, команда из калашей и два младших
офицера - малайцы. Капитан вытаращил на меня глаза, точно недоумевая, что
на меня нашло. Но он был моряк, и он тоже был когда-то молод.
Под его густыми седыми усами мелькнула улыбка, и он заметил, что,
конечно, если я испытываю желание уйти, он не может удерживать меня
насильно. И мы условились, что я получу расчет на следующее утро. Когда я
выходил из штурманской рубки, он вдруг странно серьезным тоном добавил,
что желает мне найти то, на поиски чего мне так не терпится отправиться.