"Джозеф Конрад. Зеркало морей (Воспоминания и впечатления) " - читать интересную книгу автора

надежно удерживать судно. При каком-либо натяжении он будет волочить судно,
ибо всякое орудие, точно так же как и человек, дает нам то ценное, что есть
в нем, лишь тогда, когда мы умеем с ним обращаться. Якорь - символ надежды,
но "нечистый" якорь хуже самой ложной из всех надежд, когда-либо тешивших
человека или целый народ иллюзией безопасности. А уверенность в
безопасности, даже самая обоснованная,-- плохой советчик.
Именно она обычно предвещает близкую катастрофу, подобно тому, как
неестественно повышенное ощущение благополучия есть зловещий признак
надвигающегося безумия. Моряк, который слишком спокоен за свое судно,
немногого стоит. Поэтому я из всех моих помощников более всего доверял
мистеру Б., рыжеусому мужчине с худощавым, кирпично-красным лицом и
беспокойными глазами. Это был настоящий моряк. Впрочем, анализируя теперь,
через много лет, чувства мои к этому человеку, вернее, то, что от них
сохранилось, я без особого удивления обнаружил в них некоторый привкус
неприязни. Я прихожу к заключению, что в общем для меня, молодого капитана,
это был один из самых неудобных помощников, какие только бывают на свете.
Если бы можно было критиковать умерших, я сказал бы, что бесценное для
моряка качество - осторожность и неуверенность в безопасности - было в нем
развито слишком уж сильно. У него всегда - даже когда он сидел в столовой
по правую руку от меня за тарелкой солонины - был вид человека, готового к
борьбе с надвигающимся бедствием, и это очень неприятно действовало на
окружающих. Спешу прибавить, что он обладал еще и другим качеством,
необходимым настоящему моряку, - абсолютной уверенностью в себе. Беда
только в том, что этими качествами он был наделен в угрожающей степени. Его
вечная настороженность, нервная, отрывистая речь, даже многозначительное
молчание как будто намекали (и, по-моему, это не только казалось, но так и
было), что пока судно под моим управлением, он за него никак не может
быть
спокоен. Таков был человек, ведавший якорями на пятисоттонном барке, первом
судне, которым я командовал (судно это уже давно исчезло с лица земли, но я
до конца жизни буду с нежностью вспоминать о нем). Под пронизывающим
взглядом мистера Б. якорь никогда не мог быть отдан неправильно. Мне,
капитану, было приятно сознавать это, когда на открытом рейде в моей каюте
слышался визг лебедки. И все-таки бывали минуты, когда я от души ненавидел
мистера Б. Судя по злобным взглядам, которые он иногда бросал на меня, я
полагаю, что он часто платил мне тем же, и даже с лихвой. Оба мы очень
любили наш маленький барк. И мистер Б., в силу тех своих бесценных качеств,
о которых я уже говорил, никак не хотел верить, что судно под моей командой
находится в безопасности. Во-первых, он был старше меня лет на пять, а оба
мы были в том возрасте, когда пять лет составляют значительную разницу: мне
было двадцать девять, ему - тридцать четыре. Во-вторых, когда мы в первый
раз вышли в море, маневрирование мое между островами Сиамского залива
заставило моего помощника пережить незабываемый испуг, и с тех пор его не
оставляла тайная и мучительная мысль о моем отчаянном безрассудстве.
Но в общем (если меня не обманывает память и если крепкое рукопожатие
при расставании что-нибудь да значит) я склонен думать, что мы с мистером
Бангкоком (не вижу, собственно, надобности скрывать его имя) за два года и
три месяца совместного плавания все-таки успели привязаться друг к другу.
Связью между нами служило наше любимое судно. В этом отношении судно
отличается от любимой женщины, хотя в английском языке оно женского рода и