"Саке Комацу. Повестка о мобилизации (Пер. - З.Рахим)" - читать интересную книгу автора

С этой песней мы вышли на улицу. Испуганные прохожие шарахались,
втягивали головы в плечи, бежали прочь и таяли в сумерках вечера. Я вдруг
вспомнил, как еще гимназистом провожал на фронт отца. Когда его
мобилизовали, ему тоже было за сорок. Он, ярый шовинист уличного пошиба,
выпячивал грудь, гордо распрямлял плечи и оглядывался - все ли видят,
какой он бравый, сильный, непобедимый. Но его тощая, неказистая фигура
выглядела какой-то озябшей и удивительно жалкой. Во мне просыпалась
тревога - как бы на фронте у него не возобновились похожие на эпилепсию
припадки, которыми он страдал раньше... Нелепая процессия, размахивая
флажками с изображением восходящего солнца, прошла по пристанционной
улице, мимо многочисленных питейных заведений и игорных автоматов. И вот
перед самой станцией шеф исчез. Мы дикими голосами крикнули: "Банзай!" и
разбрелись кто куда.
Все стали воспринимать невидимую войну как факт. Предприимчивый
книготорговец переиздал давным-давно ставшую библиографической редкостью
"Памятку пехотинцу", и ее покупали нарасхват, как пирожки. Если
мобилизации все равно не избежать, так уж лучше освежить в памяти забытую
науку, чтобы "там" не так туго пришлось... Некоторые, руководствуясь
такими же "гуманными" побуждениями, высказывались за то, чтоб возобновить
обучение студентов и гражданских лиц военному Делу.
Другие делали отчаянные и смехотворные попытки избежать неизбежного.
Подобные чудаки выпивали полную миску соевого соуса или целый день висели
на турнике вниз головой, надеясь одурачить военврача - а вдруг старый
способ сработает?.. Но я ни разу не слышал, чтобы хоть один мобилизованный
вернулся домой. Отцы и матери, желая спасти своих детей, вспомнили старую,
в общем-то ненадежную уловку и поспешно отдавали вторых сыновей чужим
людям, регистрировавшим их как "старших сыновей", или посылали в
монастырь, где молодые парни принимали постриг. Вспомнили также, что во
время войны студентов-естественников освобождали от мобилизации. В высших
учебных заведениях начало твориться нечто невообразимое: гуманитарные
факультеты опустели, студенты осаждали кафедры естественных наук.
На центральных торговых улицах города, внешне почти не изменившихся,
полных обычного оживления, появились женщины с печальными напряженными
лицами, которые просили прохожих вышить один стежок на "Поясе тысячи
стежков" - старинном талисмане, якобы охранявшем от пуль. Антивоенных
демонстраций больше не было, вместо них время от времени маршировали
процессии с национальными флагами и распевали "Именем неба", "Провожаем на
фронт солдата" и прочие военные песни. Люди устали сопротивляться, они не
то чтобы приняли существующее положение вещей, а просто не знали, как с
ним бороться. Правительство наконец увеличило сумму компенсации семьям
мобилизованных, больше оно тоже ничего не могло сделать. Праздник проводов
весны вылился в невиданное всенародное торжество. Но печальное это было
веселье: людям хотелось гульнуть напоследок, а не насладиться неделей
отдыха.
Постепенно все приходило в упадок. Семидесятые годы, сулившие стране
расцвет экономики, явились началом увядания. Мобилизованных насчитывалось
теперь уже не сотни тысяч, а миллионы. Из городов почти полностью исчезли
двадцатилетние и тридцатилетние мужчины - здоровые, жизнерадостные "белые
воротнички". Мрачная пропасть, поглощавшая человеческие жизни, была