"Владимир Колин. Последнее перевоплощение Тристана Старого" - читать интересную книгу автора

невообразимо тяжелым. Ему показалось, что у него под черепом находится
раскаленная масса, сгусток огня, из которого, со все более короткими
промежутками, вылетают фиолетовые искры. Все вокруг стало фиолетовым. В
кожаном мешке, бывшем его телом, рождались неожиданные силы, вызывавшие
волны фиолетовой боли. Как мехи, приведенные в движение после многих лет
забвения в покинутой кузне, мешки легких бешено заработали. Дыхание
участилось.
И тут, чувствуя, что он задыхается в пароксизме нагрянувшей на него
жизненной силы, он натянулся, как струна, и закинул вверх голову. "Каменная
стрела" - промелькнуло у него в мозгу, когда он почувствовал, что оцепенел
и не может двинуться.
И в этот момент, словно из другого, далекого мира, послышался скрежет
ключа в замке и, не глядя на дверь, он увидел сквозь железный засов виконта
и швейцарских наемников. Но все еще не мог сдвинуться с места.
- Мы пришли, Тристан, - сказал виконт, и его слова с опозданием
долетели до ушей алхимика, настроенных на звучания иного мира, недоступные
слуху смертного, Он слышал отзвуки многих голосов, смешивающихся между
собой, словно бы множество людей говорило одновременно где-то за стенами
дворца.
- Мы пришли по приказу короля, - снова сказал Сюрси. Плиты пола
содрогались от тяжести металлических предметов, сбрасываемых наемниками.
Прошла еще одна длинная минута, прежде чем Старый вдруг почувствовал,
что его тело вырвалось из оков, словно бы сдерживавшая его сила рассеялась.
Теперь он был невесом. Может быть, поэтому ему показалось, что ступни его
больше не касаются сточенных плит, и маленькими живыми куклами предстали
перед ним люди, пришедшие сюда, чтобы заставить его наполнить королевские
сокровищницы алхимическим золотом. Не изведанная до сих пор жалость
охватила его, когда он различил под плотными одеждами красные округлости
мышц, паутину нервных сплетений и пульсирующие внутренности. Иллюзорные
различия прикрывали всеобщую истину скелетов, ибо все были одинаковы и
одинаково несли, на хрупком столбе позвоночника, белую и ухмыляющуюся
реальность черепа. Новая глубина проникновения показала ему, как далеко
ушел он от этих существ, кичащихся своей жалкой значительностью, и грустная
улыбка осветила его лицо.
Голоса толпы, там, за стенами дворца, звучали все громче. Де Сюрси и
его люди говорили во имя короля, угрожали ему гневом коронованного скелета,
властвующего над скелетами. Было время, когда он склонялся перед последним
Валуа... Как о давно забытом прошлом он вспомнил об интригах Гиза, о
гугенотах, о Генрихе Наваррском. Вереницы теней... И он раздельно, не
повышая голоса, произнес: - Скажи своему королю, что я свободный человек,
виконт!
Теперь голоса слышались совсем ясно. Но они неслись не снизу, с
площади, а откуда-то из-под крыши, и Тристан, повернувшись всем телом,
протянул руки к тому месту, откуда они доносились. Что-то вроде огромного
века вдруг дрогнуло, воздух просиял и потемнел, словно солнце взошло и
зашло с нещданной на земле быстротой, с оглушительным свистом. И он
очутился на площади.
Но это была не дворцовая площадь. Все здесь казалось огромным, и
Тристана охватило необоримое головокружение. Он закрыл лицо ладонями и
почувствовал себя таким тяжелым, словно бы на него навьючили все тяжести,