"Леонард Коэн. Любимая игра " - читать интересную книгу автора

пирожных?
Ага! ярко-красная.
Рубцы танцевали по всему воображаемому лайзиному телу.
-- Клубника, -- окликнула мать, будто прощаясь.
Дети особым способом проникают в гаражи, сараи, на чердаки -- так же,
как вступают в огромные залы и семейные часовни. Гаражи, сараи и чердаки
всегда старше зданий, к которым прилепились. Наполнены темным благоговейным
воздухом громадного кухонного ящика. Дружелюбные музеи.
Внутри было темно, пахло маслом и прошлогодними листьями, которые
крошились под ногами. Влажно мерцали куски железа, края лопат и консервных
банок.
-- Ты американка, -- сказал Кранц.
-- Нет, -- сказала Лайза.
-- Ты американка, -- сказал Бривман. -- Двое против одного.
Огонь зениток Бривмана и Кранца был очень плотен. В темноте Лайза
предприняла дерзкий маневр, вытянув руки.
-- Эхехехехехехех, -- заикались ее пулеметы.
Она подбита.
Вошла в эффектное пике и в последний момент катапультировалась.
Покачиваясь с ноги на ногу, она плыла по небу, глядя вниз, зная, что ей
крышка.
Великолепная танцовщица, подумал Бривман.
Лайза наблюдала, как к ней приближается Кранц.
-- Achtung. Heil Hitler!{ (4)} Ты пленница Третьего рейха.
-- Планы я проглотила.
-- Ми имеем спосопы.
Ее отвели и уложили лицом на раскладушку.
-- Только по попе.
Ух ты, они белые, совершенно белые.
Ее небольно отхлестали красной бечевкой по ягодицам.
-- Повернись, -- скомандовал Бривман.
-- Мы договаривались: только по попе, -- возмутилась Лайза.
-- То в прошлый раз, -- возразил законник Кранц.
Ей пришлось все снять и сверху тоже, и раскладушка исчезла из-под нее, а
она плыла в осенней тьме гаража, в двух футах над каменным полом.
О боже, боже, боже.
Когда настала его очередь, Бривман стегать отказался. По всему ее телу
росли белые цветы.
-- Что это с ним? Я одеваюсь.
-- Третий райх не топускает непофинофения, -- сказал Кранц.
-- Повесим ее? -- спросил Бривман.
-- Орать будет, -- ответил Кранц.
Теперь, вне игры, она заставила их отвернуться, пока натягивала платье.
Солнечный свет, который она впустила, уходя, превратил гараж в гараж. Они
сидели молча, красная бечевка куда-то завалилась.
-- Пошли, Бривман.
-- Она прекрасна, правда, Кранц?
-- Что в ней такого прекрасного?
-- Ты же видел. Она прекрасна.
-- Пока, Бривман.