"Уолтер ван Тилберг Кларк. Уполномоченный отряд (случай у брода) " - читать интересную книгу автора

самые.
Мы взяли в руки стаканы, и Джил разлил виски, которое мы тут же
хлопнули. Виски было неразбавленное и вышибло у нас слезу - что, впрочем,
неудивительно, после того как мы столько времени соблюдали сухой закон. С
самого Рождества к спиртному не прикасались...
- Только что вернулись? - спросил Кэнби.
- Так точно, - радостно ответил Джил. Кэнби покачал головой.
- Чего это ты? - спросил его Джил. Кэнби посмотрел на меня:
- Он что, всегда у тебя такой непутевый? - Мне часто казалось, что
Кэнби говорит с ухмылкой, хотя лицо у него оставалось постным, как у старого
священника.
- Это еще что, - ответил я и рассказал ему о драке, которая кончилась
тем, что Джил опрокинул меня на раскаленную печку. Разговаривая, мы
продолжали потихоньку отхлебывать виски, и Джил слушал с вежливым видом,
будто я рассказывал скучную историю, приключившуюся с кем-то посторонним. -
Это все оттого, что мы просидели вдвоем взаперти столько времени, - закончил
я, вспоминая крошечную лачугу с окном, почти доверху заваленным снегом,
который все сыпал и сыпал, с сухим шуршанием ударяя в стекло, тоскливое
завывание ветра, и нас с Джилом в разных концах комнаты, каждый со своей
лампой. Перемирия были только на время еды. - Дошло до того, что он даже не
хотел в объезд ехать вместе со мной. Мы по очереди объезжали стада и
задавали скоту корм.
- Такая уж у него природа подлая, - сказал Кэнби. - Сразу видно.
- Нужно ж человеку размяться, - сказал Джил. - По части драки он,
конечно, не ахти что, но за неимением лучшего приходилось
довольствоваться. - Он налил нам еще по стакану. - К тому же он всегда
первым начинал.
- Ишь что выдумал! - возразил я. - Взгляни на него - похоже, чтобы я
первым полез? - Роста-то мы с Джилом одного, только я худой и в плечах не
косая сажень, тогда как Джил здоров как бык; кулаки у него вдвое больше
моих, да и по лицу сразу скажешь, что он драчун: большой тяжелый подбородок,
вызывающий взгляд... Я посмотрел на свое отражение в зеркале, висевшем под
"Женщиной с попугаем". Лицо, загоревшее дочерна, но худое, с большими
глазами.
- Ты бы знал, чего я от него наслушался, - сообщил Джил Кэнби.
- К январю он мог говорить только об одном, - вставил я. - О женщинах!
Но и тут на отвлеченный разговор он был не способен. Твердил без конца одни
и те же истории про себя и про одних и тех же баб!
- Так ведь он-то вообще молчал, - сказал Джил. - Кому-то надо было
разговаривать. Сам сидит себе, уткнувшись в свои книжонки, будто урок
зубрит, а то пишет целый день - знай пером скрипит. А мне обидно. Я иной раз
петь начну, но тут уж он совсем стервенел. Как-то пошел к двери - и ведь
песню я какую хорошую тогда пел - и стоит там, будто прислушивается к
чему-то, а ветер воет и за окном мороз - тридцать градусов ниже нуля. Я его
спрашиваю, в чем дело, а он молчит. Он, видишь ли, слушал, как быки ревут,
очень оказывается, красиво у них получается.
- Голос у Джила, конечно, отличный, - сказал я, - беда только, что он
знает всего три песни, да и те на один мотив.
Мы продолжали разговаривать, освобождаясь таким образом от
накопившегося раздражения, а Кэнби время от времени вставлял словечко, чтобы