"Артур Кларк. Одиссея длиною в жизнь (сборник)" - читать интересную книгу автора

сказать "почти не затронуты"-в "Большой глубине", например, какие-то отзвуки
темы слышны. Но дальние, очень дальние. И вместе с тем уже в начале 50-х
годов, с появлением рассказа "Страж" (в американской публикации - "Страж
Вечности"), в творчестве Кларка обнаружился явный парадокс, отмеченный едва
ли не всеми западными исследователями. Тот, чье имя в первую очередь
ассоциируется с твердой научной фантастикой, с психологией едва ли не
технократической, оказался пленен метафизикой, даже мистикой (правда,
особого рода; речь о том впереди). Это противоречие явственно ощутил Иван
Ефремов. В 1970 году у нас вышел в свет роман Кларка "Космическая одиссея
2001 года" - роман со сложной творческой историей. "Страж" послужил толчком
к созданию сценария фильма, написанного Кларком совместно со Стенли
Кубриком, фильма, который по сей день считается одной из вершин
кинофантастики; сценарий же, в свою очередь, был положен в основу романа.
Надо сказать, Кларк вообще сочетает в себе щедрость сеятеля с тщательностью
жнеца: он щедро рассыпает идеи, но из каждой "выжимает" потом все возможное.
Можно быть уверенным, что любая мало-мальски интересная мысль, вроде бы
случайно оброненная в рассказе или романе, потом непременно послужит основой
для нового произведения. Но я несколько отвлекся. Так вот, в послесловии к
русскому изданию "Космической одиссеи 2001 года" Ефремов писал: "Последние
страницы совершенно чужды, я бы сказал - антагонистичны, реалистической
атмосфере романа, не согласуются с собственным, вполне научным
мировоззрением Кларка, что и вызвало отсечение их в русском переводе". Если
рассматривать роман сам по себе, в отрыве от всего остального творчества
Кларка, то не согласиться с Ефремовым нельзя. Но в контексте прочих
кларковских произведений финал "Космической одиссеи 2001 года"
воспринимается органичным. Я сознательно не останавливаюсь на сути
отсеченных эпизодов. Принципиального значения это сейчас для нас не имеет,
тем более что многое делается понятным из нынешнего издания "2061: Одиссея
три". Но вернемся, однако, к парадоксу Кларка. Да, Кларк оптимист,
бесконечно верящий в мощь человеческого духа, в безграничные возможности
человеческих свершений. Но в то же время в масштабах Вселенной и эта
безграничность может затеряться. А если человек не способен стать хозяином
всей беспредельности мирозданья, то в чем же тогда смысл существования
человечества? Лишь в одном - в возможности влиться во Вселенский Сверхразум.
Здесь мы вступаем на зыбкую почву предположений. Увы, поговорить с Кларком
на эту давно уже интересовавшую меня тему во время нашей ленинградской
встречи не удалось. И остается лишь гадать, что послужило фундаментом
кларковской концепции. Сверхразум Кларка чем-то родствен Брахману, безликому
и бестелесному всеобщему божеству веданты, являющемуся единственной
реальностью мира. Ведь целью человеческого бытия веданта считает как раз
освобождение от оков материального мира и достижение тождества
индивидуального духа, атмана, с Брахманом. И финал "Конца детства"
убедительно подтверждает такое предположение. Но не исключено, что на Кларка
оказала свое влияние и знаменитая работа Тейяра де Шардена "Феномен
человека", не так давно ставшая доступной и нашему читателю. Его
теогенетическая концепция сводится к тому, что человечество обладает
богосоздающей силой. Не богом создано оно по образу и подобию божию, а
наоборот-само создает бога своей интеллектуальной и духовной деятельностью.
Из начала эволюции Тейяр де Шарден перемещает бога в ее конец. Тот самый
конец человеческого детства... И, завершив детство свое, человечество