"С.Чумаков. Видимость - "ноль" (Повесть) (про войну)" - читать интересную книгу автора

чтобы четко отсеять долг от греха. Война есть долг. Войне он отдавал месяцы,
а берегу - дни. Всякий раз с удовлетворением убеждался в ничтожности своих
грехов, и это радовало. Но случалось, что его посещали сомнения, Карл не мог
сам решить, на какую чашу весов бросить поступок. Тогда, взвешивая каждое
слово, отдавался на суд пастора.
Так уже было однажды. Боже, как давно, еще весною, когда моторист
второго класса Пауль Рашке сошел с ума. Находясь в точке
\Grad{50}\Min{45}\Sec{0} Норд и \Grad{49}\Min{30}\Sec{0} Вест, Карл приказал
всплыть, сунул в карман "Вальтер", поднялся на мостик, скомандовал самый
полный вперед, а затем вызвал безумного моториста. Сквозь стук дизеля
кое-кому в центральном посту послышался щелчок пистолетного выстрела, после
которого командир быстро спустился вниз. Один. Скомандовал погружение. Затем
подошел к вахтенному штурману, приказал:
- Занесите в журнал: координаты... время... При ходе десять узлов,
шторме десять баллов, видимость - "ноль", моторист второго класса Пауль
Рашке смыт волной за борт. Поиски не увенчались успехом.
В решетчатое окошко исповедальни, за которым маячило внемлющее ухо
пастора, Карл тогда произнес:
- Каюсь, я был вынужден силой приблизить к богу подчиненного мне
матроса.
- А слова не нашлось у тебя, сын мой, доброго слова? - раздалось из-за
решетки.
- Он был глух к словам.
Пастор поспешно отпустил тогда этот единственный грех.
После той исповеди прошло уже долгих семь месяцев. Он, Карл Турман,
по-прежнему жив. Значит, прав перед рейхом и чист перед богом.
Вот и сейчас командир U-553 вошел в знакомую гулкую полумглу. Собор был
пуст. Он сел на свою скамью с высокой резной спинкой. Сегодня, накануне
рождества, он решил подольше побыть здесь. Сегодня его юбилей.
Ровно два года назад, еще обер-лейтенантом, он вступил в командование
этой лодкой, только что построенной в Гамбурге. Недели, даже месяцы
постепенно стерлись из памяти, да и зачем их помнить? Достаточно заглянуть в
вахтенный журнал, там записано все. Вспомнилось недавнее, начало 1942
года...
Кончался двенадцатый день января. Соблюдая полное радиомолчание, стаи
подводных лодок затаились вдоль берегов Северной Америки. Карл всплывал лишь
по ночам для подзарядки аккумуляторов и чтобы хлебнуть свежего воздуха. По
ночам радист не снимал наушники, не смел во время вахты даже отлучиться в
гальюн, ожидая сигналы начала операции, которую какой-то романтик в штабе
Деница назвал "Удар рапирой".
Не хватало терпения отлеживаться в иле, словно на домашней перине. Карл
время от времени давал команду всплыть на перископную глубину, конечно,
когда акустик переставал монотонно бубнить: "Слышу шум винтов, пеленг...". В
перископ были видны мачты, грузные, неповоротливые туши пароходов. Они шли
чередою, не таясь, чаще всего безо всякого охранения, словно не было войны.
По ночам сверкали огнями. И в ночь Карл часами простаивал на мостике,
нетерпеливо и алчно провожая эти огни, на глаз прикидывая тоннаж
проплывавших судов, и не смел до условного сигнала начать торпедную атаку.
Он знал: десятки командиров так же, как он, стоят на мостиках и, словно коты
на масло, смотрят на пароходы, так доверчиво подставляющие свои скулы под