"С.Чумаков. Видимость - "ноль" (Повесть) (про войну)" - читать интересную книгу автора

зигзагом, делал контрольные бомбежки глубинными бомбами, стрелял из всех
видов оружия. Так-то, Владимир Михайлович... Тем труднее мне вас отправлять.
Извините, что на прощание ничего веселого рассказать не смог.
Веронд разжег погасшую трубку. Криво усмехнулся, сказал: - Теперь
вопрос - кто на очереди. Другому зла не желаю, себе, признаться, тоже. Ума
не приложу, что теперь делать с письмами для "Лосева". Цибулькин просил
прихватить. Лежат у меня в сейфе. А вот нашей почты все нет. У меня к вам,
просьба на прощание: велите наши письма отправить с тем, кто пойдет следом.
x x x
Весь обратный путь шли молча. Машин и Зимин ухитрились у кого-то
узнать, что их судно вот-вот "вытолкнут" из Архангельска. Расспрашивать было
не о чем.
Снова нависла громада "Ванцетти". Последние торосы - след канала, по
которому не так давно ледокол уводил "Лесова". Место, где он стоял у
причала, угадывалось по пространству гладкого льда, окаймленному глыбами.
Остался только этот след.
Веронд заглянул в штурманскую рубку, приказал вахтенному помощнику
отменить все утренние отпуска на берег, проверить наличие людей. Затем
прошел к себе в каюту, вытащил из портфеля засургученный конверт. На нем
были написаны только две строчки: позывные "Ванцетти" и координаты, где
конверт предстояло вскрыть: \Grad{72}\Min{52} Норд и \Grad{41}\Min{42} Ост.
Та же точка, что у Цибулькина. Значит, и путь, по которому предстоит идти,
будет тот же.
x x x
За плотно закрытым иллюминатором гудела, свистела вьюга, что-то
поскрипывало. В этом скрипе послышался другой, похожий звук - из далекого
детства: скрип флюгера над старым-престарым домом в Таллине, где он родился,
где жил мальчишкой.
Он помнил только свой дом и дом напротив, тоже очень старый и тоже с
флюгером на коньке крыши. От далекого детства сохранилось еще ощущение
грозной опасности, ворвавшейся вместе с отцом, вооруженным винтовкой. Наспех
собрались. Поспешно покинули город, затянутый сеткой дождя. Тряслась старая
повозка. Фыркали кони. Они уходили из Таллина вместе с красным эстонским
полком. Разве мог он тогда догадаться, что путь закончится за 10 тысяч
километров, во Владивостоке. За долгие годы жизни на Дальнем Востоке почти
разучился говорить на родном языке. Лишь акцент остался, по которому даже на
Камчатке спрашивали: "Вы финн или эстонец?". Страстное желание вернуться в
город своего детства продолжало жить. В пятнадцать лет он сбежал из дому в
юнги, потому что думал - моряка может занести судьба даже в город, ставший
столицей страны, где правили буржуи. Он верил, что память детства точно
проведет его по узким улочкам и ухо чутко уловит скрип того единственного
флюгера на доме, в котором он родился. Но все складывалось иначе. Все время
был Тихий океан. И даже став капитаном в тот самый год, когда Эстония снова
стала советской, он не мог распорядиться маршрутом своего парохода и
привести его в Таллин. А покинуть Дальневосточное пароходство и уехать на
запад он не считал себя вправе. Здесь ему, двадцативосьмилетнему, оказали
честь, доверили пароход.
Странно, но давнее воспоминание, скрип флюгера над старым домом, всегда
возникало как первое предупреждение о надвигавшейся опасности.