"Михаил Чулаки. Вечный хлеб" - читать интересную книгу автора

костюм к собаке. Нет, вообще-то у него с юмором в порядке, но он не любил
глотать оскорбления, поданные под шутку, - шуткорбления, как он называл.

И вот они выбежали. Хотя было еще безопасно - ни машин, ни трамваев, -
все равно до самого сада Вячеслав Иванович не отстегивал поводка, и Эрик
бежал слева у ноги, как на дрессировочной площадке, - медалей Эрика лишали
педанты-кинологи, но уж жетоны он имел все, какие возможно: и КОД, и ЗКС, и
буксировка лыжника, и ездовая служба, а для человека не совсем сведущего что
медаль, что жетон - звенят и блестят одинаково.

В Михайловском саду горели фонари, ярко освещая пустынные дорожки,
покрытые тонким ночным инеем, на котором никто еще не оставил следов, - как
всегда, Вячеславу Ивановичу с Эриком предстояло обновить целину. Спущенный
наконец с поводка, Эрик понесся вперед скачками: никак он не может
уразуметь, что стайеру не пристали такие рывки, что нужно экономно и
равномерно разложить силы по дистанции. Ну а Вячеслав Иванович пошел на
первый круг в своем привычном темпе. Потому что впереди двадцать один.
Двадцать один круг - в начале пути всегда и подумать страшно! Каждый круг -
тысяча сто метров, так что вместе с короткими концами от дома до сада и
обратно получалось двадцать пять километров. Эрик, естественно, полной
дистанции не бежал; северная ездовая лайка, может быть, и способна на такое,
да и то сомнительно: наверное, они пробегают двадцать пять километров не за
два часа, как Вячеслав Иванович, а за четыре-пять; ну а для городской собаки
такие расстояния абсолютно непосильны - да и вообще ни одно животное не
выдержит того, что человек. Поэтому Эрик пробегает полностью круга три, а
потом начинает сачковать: свернет с дорожки, поиграет с садовой дворняжкой
Альмой, дождется хозяина, пробежит с ним метров двести из солидарности и
снова отстанет. Но и такие пробеги держат Эрика в хорошей форме, что
городским собакам удается редко, а уж водолазам в особенности: эти по
природе склонны к ожирению и годам к пяти разъедаются обычно килограммов до
ста.

Ну а самому Вячеславу Ивановичу двадцать пять километров- дистанция
умеренная. В саду немного угнетает монотонность: круг за кругом, круг за
кругом, а если бы по прямой - средняя пробежка. Потому что состоял Вячеслав
Иванович в клубе сверхмарафонцев, не раз бегал и в Москву, и в Таллин.
Втянулся он постепенно, когда начинал, не верил, что сможет достичь таких
высот, - но достиг и хотел на высотах удержаться. Их не так уж много -
таких, кто за десять дней могут добежать до Москвы; и потому, когда стоят
люди на обочинах, когда окружают после каждого этапа, расспрашивают, не
верят, пусть и смеются редкие дураки, - тогда чувствуешь, что сумел сделать
такое, что обычному человеку недоступно. Не в смысле физических
возможностей- в принципе достичь может каждый здоровый человек, а в смысле
воли. Многим ли хватит воли вот так вставать каждый день и бежать четвертак
в любую погоду? О пробегах всегда писали газеты, Вячеслав Иванович вырезал
заметки со своей фамилией - это тоже приятно: начинают больше уважать и
знакомые, и на работе. Но главное - самосознание: сумел, превозмог, достиг!
Вот только невозможно достигнуть один раз - и навсегда, нужно бежать каждый
день, снова и снова убеждаясь в легкости ног, выносливости сердца, крепости
воли...