"Корней Чуковский. Мой Уитмен" - читать интересную книгу автора

("Песня о себе")
Помню, в молодости, когда я впервые знакомился с Уитменом, эти мелкие
бытовые фотоснимки с натуры, воспринятые на фоне космических просторов и
миллионов веков, чаровали меня своей новизной. Я долго не мог освободиться
от их обаяния. Этот излюбленный метод американского барда - беспорядочный
перечень разных событий и фактов, озаренных широкой философской идеей,
которая всегда ощущается в них, - особенно удачно применен Уолтом Уитменом и
тридцать третьем фрагменте его "Песне о себе"*. Раздумьями об иллюзорности
Пространства и Времени окрашен весь этот большой "каталог" неожиданных,
метко обрисованных образов, ярче всего открывающих светлую природу его
дарования. Мне чудилось в них что-то шаманское. Казалось, они действительно
написаны в трансе, в экстазе.
* См. здесь.
И в то же время было невозможно не видеть, что в этом якобы хаотическом
нагромождении образов есть идеальный порядок, внушенный безошибочным
инстинктом художника. Попробуйте для опыта перетасовать образы в этом
фрагменте, поменять их местами, и все сооружение рухнет, так как, хотя сам
поэт называет эти страницы бредом ("о, я стал бредить собою"), вся
композиция бреда подчинена самым строгим канонам искусства.
Конечно, это не единственная форма, какую использовал Уитмен. Гэй
Уилсон Аллен в статье "Литературная техника "Листьев травы" указывает, что
иные стихи "Листьев травы" построены в форме стансов: первая строка
устанавливает общую тему, дальнейшие развивают ее, а последняя строка либо
дублирует первую, либо подводит итог всему комплексу мыслей и образов.
Улыбнись и ты. сладострастная, с холодным дыханием земля!
Земля, твои деревья так сонны и влажны,
Земля, твое солнце зашло, - земля, твои горные кручи в тумане!
Земля, ты в синеватых стеклянных струях полнолунья!..
Земля, твои серые тучи ради меня посветлели!
Ты для меня разметалась, земля, - вся в цвету яблонь, земля!
Улыбнись, потому что идет твой любовник.
Правда, Уитмену далеко не всегда были доступны такие вершины поэзии. У
него было много невдохновенных, программных стихов, придуманных для
заполнения какого-нибудь определенного пункта в заранее намеченной им
литературной программе. Из-за этих схематичных, сухих, мертворожденных
стихов многие страницы его "Листьев травы" кажутся удручающе скучными.
Например, тот цикл, который называется "Надписи" ("Inscriptions") пли
большая поэма, озаглавленная "Песня знамени на утренней заре" ("Song of the
Banner at Daybreak"). Ни одного взлета, ни одного свежего образа, радующего
своей новизной.
Но среди всей этой томительной скуки вдруг зазвучат такие огнедышащие,
громадного масштаба стихи, как "Дети Адама". "Тростник", "Памяти президента
Линкольна" ("Когда во дворе перед домом цвела этой весною сирень"), "Песня
большой дороги", "Песня радости" и многие другие, в которых космический
энтузиазм поэта выразился так вдохновенно, что, покорно подчиняясь их
воздействию, приобщаешься к его энтузиазму и сам, а это было бы, конечно,
невозможно, если бы в иные часы его жизни в нем не пробуждался гениальный
художник.

ЕГО ЖИЗНЬ