"Корней Чуковский. Мой Уитмен" - читать интересную книгу автора

машинно-индустриальная тема:
Муза! я приношу твое наше здесь и наше сегодня.
Пар, керосин и газ, экстренные поезда, великие пути сообщения,
Триумфы нынешних дней: нежный кабель Атлантики,
И Тихоокеанский экспресс, и Суэцкий канал, и Готардский
туннель, и Гузекский туннель, и Бруклинский мост.
Всю землю тебе приношу, как клубок, обмотанный рельсами...
("Песня о выставке")
Мало было в ту пору поэтов, которые дерзнули бы выступить с такими
славословиями рельсам, мостам и каналам. Тогда самые термины промышленной
техники казались антипоэтичными словами, и нужна была немалая смелость,
чтобы ввести их в поэзию:
...О. мы построим здание,
Пышнее всех египетских гробниц,
Прекраснее храмов Эллады и Рима.
Твой мы построим храм, о пресвятая индустрия!..
("Песня о выставке")
Издеваясь над старозаветными вкусами, требовавшими, чтобы поэзия
воспевала цветы, мотыльков, женские прелести, Уитмен писал оды фабричным
трубам, домнам, вагранкам, рабочим станкам, - и вот его воззвание к
паровозу:
Ты. красавец с неистовой глоткой!
О, промчись по моим стихам, наполни их своей бешеной музыкой,
Сумасшедшим, пронзительным хохотом, свистом, сотрясая всю землю вокруг
трелями воплей твоих, что от гор и от скал возвращаются эхом к тебе!
("Локомотиву зимой")
Эта поэзия, проникнутая ощущением будущего, поэзия новой
индустриально-технической эры. была, естественно, поэзией города.
Урбанизация Америки совершалась тогда с молниеносной скоростью. В то
десятилетие, когда Уитмен создавал свою книгу, население Нью-Йорка
удвоилось, а население Чикаго возросло на 500 процентов.
Этот сдвиг отразился, как в сейсмографе, в поэзии Уитмена. В то время
как другие поэты все еще упивались закатами и лилейными персями. Уитмен стал
демонстративно воспевать доки, мостовые, больницы, мертвецкие, верфи,
вокзалы, шарканье миллионов подошв по тротуарам больших городов и, таким
образом, вместе с французским поэтом Максимом Дюканом, явился
основоположником урбанистической поэзии нашего времени, предтечей таких
урбанистов, как Верхарн, Брюсов, Маяковский.
Не нужно думать, что та счастливая эпоха, когда он создавал свою книгу,
была совершенно безоблачна. С самого начала пятидесятых годов на демократию
надвинулись тучи. Ожидание неизбежной грозы - характернейшая черта того
времени.
"Мы живем среди тревог и страхов, мы ждем от каждого газетного листа
катастроф! - восклицал Авраам Линкольн в тот самый год, когда Уитмен
заканчивал "Листья травы". - Пролита будет кровь, и брат поднимет руку на
брата!"
Кровью действительно пахло тогда, и с каждым днем все сильнее.
Близилась Гражданская война. Юг и Север были на ножах.
Отчаянный Джон Браун, революционер-террорист из Канзаса, в те самые
годы, в годы "Листьев травы", во имя раскрепощения негров убил пятерых