"Елена Чудинова. Лилея" - читать интересную книгу автора

амазонке, каждую пуговицу коей художник выписал с таким же великим тщанием,
что и бледное сероглазое лицо - тончайшею кистью. Вот она, Елена Кирилловна
Роскова, урожденная Сабурова, щасливая жена и мать. Заурядная особа, каких
тринадцать в каждой дюжине. А все прочее - берник!
Нелли засмеялась, и, стянув замшевую серую перчатку, разбила ударом
ладони свое отражение.
Пандора, коей препятствовал повод, наброшенный на раздвоенный
обгоревший ствол, тянула морду к воде.
- Сейчас тебе! - сердито прикрикнула Нелли. Так и есть, подпруга
ослабла. Однако ж до дому добраться можно. Оно и хорошо, лень. К тому же уж
она все объехала: ущерб от пожара невелик, как и говорил управляющий.
Выгорели только рощица да луг. И то многие деревья живы под почерневшею
корой. И не прошло недели, как случился пожар, не заставший хозяев в имении,
а сквозь золу полезли первые живые травинки. Теперь май, все растет и лезет
из земли. Никакая ночная гроза, ударившая молоньею в трухлявый дуб, этого не
переборет.
Так и душа человеческая, подумала Елена, вновь пуская лошадь неспешным
шагом. Пожарище - черней черного, четыре страшных года, которые им с
Филиппом довелось пережить.
Когда обстоятельства свели двенадцатилетнюю Нелли по дороге в
Санкт-Петербург с грядущим супругом ее Филиппом де Роскофом, для того было
горькой тайною изгнание, на кое обрек его любимый родитель. Для чего
понадобилось убеленному сединами ученому мужу Антуану де Роскофу взять с
единственного сына страшную клятву, что никогда не воротится тот во Францию?
Для чего требовал, чтобы Филипп обрел новую родину в отдаленной России?
Но уж третий год запоздалые листки газетные жгут мужу руки. Недоуменье
и тревога - что за беспорядки трясут страну, сменились неизбывным отчаяньем.
Воздвиглась над Францией черная тень омерзительной гильотины. Сделалась
преступлением самое принадлежность к дворянству - и по улицам Парижа
загрохотали тележки с женщинами, стариками и детьми, коих влекли под нож.
Нелли видела, как терзает Филиппа данная отцу клятва, такая понятная
теперь: сломя голову помчался б он в ином случае на родину. Какова судьба
родителей его, добровольно оставшихся пред разверстою пучиною бед? Письма
перестали приходить еще о позапрошлом годе. Нету сомнения, что уж едва ли
они в числе живых.
Шаги мужа сделались бесшумны, словно он превратился в собственную тень.
Охочий до разговоров весельчак - он лишь отвечал на вопросы, но никогда не
заговаривал первый. Взявшись было за запись хозяйственных расходов либо
чистку ружья, Филипп часто забывал вдруг о начатом - и сидел неподвижно,
глядя невидящим взором на шомпол или перо.
Лишь рождение малютки Платона развеяло зловещее оцепенение его души.
"А вить лоб в точности как у его деда, - проговорил он, принимая дитя
на руки. - Он похож на батюшку, Нелли".
"Хочешь, наречем его Антоном?" - спросила Нелли, приподнимаясь в
подушках.
"Нет, пусть будет как ты всегда хотела. Каждый должен прожить свою
жизнь, любовь моя, а жизнь его деда была проникнута скорбью познания. Я не
желаю сыну моему такой горькой доли. Но как же я благодарен Господу за сие
сходство!" - бережно передав малютку кормилице, что стояла рядом, наряженная
в кумачовый шелковый сарафан и богатую кику, Филипп опустился перед кроватью