"Елена Чудинова. Лилея" - читать интересную книгу автора

обрубки какой-то коряги. Платье, столько раз служившее ей ночной сорочкою,
сто лет не мытые и не пудренные волоса, покрытые убогим чепцом, и, о ужас,
впервые в жизни загоревшие руки! Перчатки, изорвавшиеся до дыр, она дни три
назад как выбросила. Но все одно с ней никогда не приключалось такой
напасти, как загар, все соседки завидовали! Так у ней, верно, и лицо
загорело?!
- Похоже жили вы с супругом твоим два сапога пара, - улыбнулся господин
де Роскоф. - Пройдемся немного, дитя мое, утро на редкость ясное.
- Но Филипп вить хорошо знает... знал древний греческой язык, -
возразила Нелли справедливости ради, опершись на крепкую руку старика. - Это
признавал даже лекарь Никодим Дормидонтович, лучший ученый в нашей глуши.
Последние два года он и вовсе не вылезал из лексиконов.
- Ушам своим не верю, - господин де Роскоф вновь взглянул на молодую
женщину своими пронзительными глазами. - Впрочем, еще в те времена, когда
письма доходили, промелькивало в них нечто необычное. Но не в силах был я
вникнуть, пытается ли он доставить удовольствие мне, перебирая сохранившиеся
знанья, либо тут иное. Потому теперь расскажи мне без суеты, дорогая дочь,
что могло вызвать столь глубокую перемену в моем сыне?
Белые и черные птицы кружили над волнами. Восток угасал. Елена
помолчала немного, наслаждаясь соленым ветерком, а затем, собравшись,
приступила к рассказу. Непросто было распутать давние события в нить
связного повествования. Все ж сумела она рассказать о демоне Хомутабале,
погубившем Ореста через карточную игру, о покинувшем ее медиумическом даре,
об отце Модесте, тайне Царевича Георгия и потаенной Белой Крепости в горах
Алтая.
- Боже милостивый, как хотел бы я оказаться там, либо хоть
повстречаться да перемолвиться с этими людьми! - с молодым жаром воскликнул
господин де Роскоф. - Но не надобно быть Кассандрою в мужеском обличьи,
чтобы сказать, все сие - пустые мечтания! Чего не суждено, того не суждено.
А все же жаль. Ох, как жаль, дитя, что никогда я тех белых воинов не увижу.
Верно тот благородный аббат, благослови его Господь, научил мыслить моего
повесу! В сем он оказался удачливее меня. Впрочем, не диво: в ком мы не
властны, так это в собственных детях наших. Тебе покуда не понять, до какой
степени мы в оных не властны, но погоди, дай вырасти моему внуку.
- Но разве не родитель лепит доверчивую душу дитяти сообразно
представлениям своим о том, что хорошо, а что худо, принсипам, вкусам и
знаниям? - возразила Елена.
- В чем-то да, но лишь худой родитель лепит слепок с себя. Подобье либо
будет разбито, либо человек вырастет безволен. Но я не о том. Сталкиваясь с
чужими детьми, мы видим, на какие тайные пружины надобно нажать, чтобы
повернуть движенье души во благо. Со своим ребенком все иначе. Пружины
видны, но нажать на них не подымается рука. Любовь делает нас беззащитными,
а, самое досадное, бесполезными для наших детей. Как хотел бы я вырастить из
Филиппа помощника своего, соратника в книжных трудах! Но он не хотел быть
таковым. Натура его была иная. Впрочем, я болтаю в пустую. Ты поймешь это,
лишь когда подрастет Платон де Роскоф.
Елена невольно вспомнила, как встала меж нею и родителями тайна ларца.
Да, она росла сообразно велениям собственной натуры. Различье не мешает
родственной любви.
- Во всяком случае теперь прояснилась мне одна темная фраза из давней