"Владимир Черносвитов "Мелкое" дело " - читать интересную книгу автора

Оттянув пальцем верхнюю губу, Петров обнажил зубы.
- Коронки протёрлись. Видите? Вот и таскал с собой эту штуковину, всё
собирался сделать новые, да негде было. Сейчас сообразил: я же сам и засунул
её за подкладку сумки, чтобы не потерять, да и забыл... не до неё было. -
Петров смутился: - Только вы не посчитайте меня ещё мародёром. Когда близ
Зеленска мы накрыли немецкий штаб, я в грязи нашёл портфель с документами.
На нём была эта табличка. Портфель я сдал со всеми бумагами в наш штаб, а
пластинку взял себе. Объяснил - для чего, и штабисты сказали: "Пожалуйста,
забирай, подумаешь, большое дело".
Объяснение казалось убедительным своей бесхитростной житейской
правдивостью и даже косвенно подтверждалось следами крепёжных штифтиков.
Но...
Отослав арестованного, Сидоренко проверил его слова, и офицеры штаба
подтвердили: действительно, случай такой был.
...Упрекая Сидоренко за опоздание, Окунев тщательно проверил соблюдение
всех юридических норм, расписался, где следовало, и тут же приказал писарю
направить дело по инстанции.
Там, где решалась судьба Петрова, сидели люди, умудренные большим
опытом, люди, обладающие большевистской строгостью и сердечностью. Они учли
всё: и то, что Петров при той ситуации не должен был передавать командование
ротой своему заместителю; и то, как он был задержан, и какие боевые качества
были присущи ему вообще. Кроме того, Петров приложил к следствию большое
покаянное письмо, в котором полностью признавал свою вину и просил дать ему
возможность загладить её и искупить в бою. Но тем не менее его безобразный
поступок не мог остаться безнаказанным: Петрова лишили высокой чести носить
офицерское звание и оставили в полку рядовым.
Прошёл день, второй - законченное дело никак не выходило из головы
Сидоренко. И не было ничего похожего на то чувство удовлетворения, которое
непременно приходило к нему раньше после окончания любого, пусть даже самого
незначительного расследования. Следователь думал и не понимал, что именно
возвращает его к мысли о деле Петрова.
Советские криминалисты категорически отрицают предчувствия, и
следователи тщательно стараются не давать им "права голоса". Но вот же
бывает такое: привяжется какое-то беспокойное, смутное, непонятное чувство и
никак от него не отделаешься. Подчас это оказывается просто скрытой,
подсознательной работой мозга.
Так было и у Сидоренко. Ночью он проснулся от настойчивого требования
мозга закрепить в памяти один вопрос. Сосредоточившись на этом вопросе,
следователь уже не мог заснуть. Он поднялся, набросил на плечи шинель и сел
у открытого окна.
У самой хаты тихо перешёптывались невидимые в темноте тополя. В ночной
прохладе откуда-то тянуло то горьковато-резким запахом остывшего пожарища,
то медовым ароматом лугов. Издалека явственно доносился рёв танковых
дизелей. Пронзительно закричал и тут же умолк, водимо, застеснявшись своего
одиночества, чудом уцелевший при оккупантах петух.
Сидоренко поднял взгляд: светло. Трава, яблони, закамуфлированные
кузова машин, сапоги и даже автомат прохаживающегося часового - всё было
покрыто мелкими капельками росы. Зарозовели крыши, и окно противоположной
хаты вдруг вспыхнуло багровым пожарным отблеском восхода - прифронтовое село
встречало третий день своего освобождения.