"Эмиль Чоран. Признания и проклятия " - читать интересную книгу автора

Мыслительный процесс можно представить как ванну, наполненную ядом, как
приятное времяпрепровождение мечтательной змеи.

Бог - существо в высшей степени обусловленное, раб рабов, узник
собственных атрибутов, того, чем он является. Человек, напротив, имеет
возможность некоторой игры в той мере, в какой он ничем не является и,
обретая жизнь лишь на время, мечется внутри своей псевдореальности.

Ради самоутверждения жизнь продемонстрировала редкую изобретательность;
не меньшую изобретательность она продемонстрировала ради самоотрицания. И
чего только она не выдумывала, чтобы отделаться от самой себя! Смерть -
несомненно лучшая ее находка, ее величайшее достижение.

Проплывали облака. В ночной тишине можно было услышать шуршание,
которое они второпях издавали. Зачем мы здесь? Какой смысл может иметь наше
ничтожное присутствие? Вопрос без ответа, на который, однако, я ответил
инстинктивно, без тени раздумий и не стыдясь того, что изрекаю чудовищную
банальность: "Мы здесь для того, чтобы принять муки, и более ни для чего".

Если бы меня предупредили, что сейчас проходят последние мгновения моей
жизни, все унося с собой, я, вероятно, не испытал бы ни страха, ни
сожаления, ни радости. Полное отсутствие эмоций. Из того, что, как мне
казалось, я еще чувствовал, уже исчезло всякое личное звучание, но, по
правде говоря, я больше ничего не чувствовал, я пережил свои чувства, и все
же я не был ходячим мертвецом, я, безусловно, был жив, но жив так, как
бывает редко, как бывает только один раз.

Подражать отцам-пустынникам и вместе с тем испытывать волнение, слушая
последние новости! Если бы я жил в первые века нашей эры, я бы примкнул к
тем отшельникам, о которых сказано, что по прошествии какого-то времени они
"устали от поисков Бога".

Хоть мы и так явились на свет слишком поздно, наши ближайшие потомки, а
тем более - потомки далекие, будут нам завидовать. В их глазах мы будем
баловнями судьбы, и это правильно, ибо все стремятся быть как можно дальше
от будущего.

Да не ступит сюда нога того, кто прожил хоть один день, не цепенея от
изумления!

Наше место где-то между бытием и небытием, меж двумя вымыслами.

Другой - в этом надо сознаться - представляется нам как человек в
бреду. Мы следим за его мыслью лишь до какого-то момента. После этого он
неизбежно начинает уклоняться от темы, поскольку даже самые естественные его
заботы кажутся нам неоправданными и необъяснимыми.

Нельзя требовать от языка усилий, непропорциональных его естественным
возможностям, во всяком случае, нельзя пытаться извлечь из него максимум. Не