"Эмиль Чоран. Признания и проклятия " - читать интересную книгу автора

Узнав, что он совершенно не воспринимает ни Достоевского, ни Музыку, я,
несмотря на его великие заслуги, отказался от встречи с ним. Мне гораздо
милей любой тупица, неравнодушный к тому или к той.

Сам факт, что жизнь лишена всякого смысла, - уже причина для того,
чтобы жить... и к тому же единственная.

Поскольку день за днем я жил бок о бок с Самоубийством, с моей стороны
было бы несправедливостью и неблагодарностью чернить его. Да и что может
быть разумнее, естественнее? Неразумным и неестественным является как раз
неудержимое стремление жить - опасный, истинный порок, мой порок.


Магия разочарования

Нам следовало бы говорить лишь о чувствах и представлениях, но только
не об идеях, ибо они не исходят из самого нутра и никогда не бывают
по-настоящему нашими.

Небеса хмурятся, и мой мозг - их зеркальное отражение.

Опустошенный скукой - как медленно кружащим вихрем...

Бывает, разумеется, меланхолия клиническая, на которую иногда еще можно
воздействовать лекарствами; но есть и другая, подспудно присутствующая в нас
даже в моменты бурного веселья и сопровождающая нас повсюду, ни на миг не
оставляя в одиночестве. Ничто не в состоянии освободить нас от этой пагубной
вездесущности: она стала нашим "я", навсегда застывшим перед лицом самого
себя.

Беседуя с тем иноземным поэтом, который, перебрав несколько столичных
городов, остановился у нас, я обнадежил его, сказав, что он последовал
верному совету и что, помимо разных других преимуществ, здесь ему будет
предоставлена возможность подохнуть с голоду, никого не стесняя. Чтобы
ободрить его еще больше, я заметил, что фиаско здесь - настолько обычное
дело, что заменяет пропуск в любой дом. Судя по блеску, который я заметил в
его глазах, эта подробность его совершенно удовлетворила.

"Тот факт, что ты дожил до своих лет, доказывает, что жизнь имеет некий
смысл", - сказал мне один из друзей после тридцатилетней разлуки. Мне часто
вспоминаются эти слова, и каждый раз они меня поражают, хотя были
произнесены человеком, который находит смысл всегда и во всем.

Для Малларме, который, как он сам утверждал, был обречен бодрствовать
круглые сутки, сон являлся не "насущной потребностью", а "милостью".
Только великий поэт мог позволить себе изречь подобную глупость.

Бессонница, по-видимому, не коснулась животных. Если бы в течение
нескольких недель мы не давали им спать, их характер и поведение претерпели
бы коренные изменения. Животные испытали бы доселе неведомые им ощущения,