"Владимир Чивилихин. Пестрый камень" - читать интересную книгу автора

получилось настолько неожиданно, что я не могу прийти в себя.
Вчера прилетела на вертолете комиссия из управления гидрометеослужбы.
Несколько начальников, и с ними тот, кто меня сюда нанимал. Они вместе с
Гошей спускались вниз, к "хозяевам", для выяснения каких-то спорных
вопросов, а вечером взялись за нас. Поговорили с каждым, просмотрели
отчеты, ходили на площадки и к первому лотку. Со мной они общались
довольно долго, начальники-то, рассматривали внимательно. Впрочем, все
прошло хорошо, к тому же я сам теперь - собери-ка нервишки в кулачок! -
тоже начальник!
Еще вчера, по возвращении с рудника, Гоша как-то грустно смотрел на
меня, но ничего не сказал. А сегодня я невольно подслушал через тонкую
стенку обрывки крупного разговора. "Белугина не отдам! - кричал Гоша. - Он
же мне тут все наблюдения тянет!" Его ворчливо увещевали, но слов нельзя
было разобрать. "А вам не надо подонков держать!" - опять закричал Гоша. И
под конец: "Нет, мне не надо кого угодно, вы мне Белугина оставьте. Вы же
с меня живьем шкуру сдираете!"
А перед обедом у меня состоялся с комиссией разговор, который все
прояснил и решил. Мне предложили перебраться в Ферганский хребет и принять
гидрометеорологическую станцию Чаар-Таш, где вышел какой-то скандал с
начальником. Этого, честно говоря, мне делать не хотелось - у лавинщиков я
прижился, дело шло, с работой освоился. Возразили, вот и хорошо, что
освоился, а там существование станции под угрозой, и меня выдвигают на
серьезное и ответственное дело. "Вы срываете нам наблюдения, да еще на
такой станции!" - нахраписто напустился на меня один из прибывших, будто я
был в чем-то виноват. А я вдруг вспомнил, как они со мной и Каримом на
Ачисайке разделались, вспылил было, однако нахрапистого тут же довольно
резко осадили и опять заговорили ласково: "Нам нужен специалист такой, как
вы. И ведь эта важнейшая станция нашей системы, поймите!" Я подумал, что
их действительно прижало с людьми, среди зимы туда никого не пошлешь, и...
поддался. Правда, тут же, через пять минут, схватился, но было поздно.
Схватился я потому, что тут, на лавинах, работа фактически сезонная и в
конце весны я был бы рядом с тобой, а с Чаар-Таша не уйдешь. И вот это
больше всего меня мучит сейчас. Но ты пойми мое положение, поверь, что не
мог я поступить по-другому, понимаешь, не в моем характере. Дело есть
дело, и только тот, кто ничего не смыслит в гидрометеослужбе, может
подумать, что это пустяк - сорвать работу на важнейшей высокогорной
станции Южной Киргизии.
Эта станция очень тяжелая - оторванность от жилья, страшно много
снегов, лавины, большой объем работы. Члены комиссии не скрывают от меня
трудностей. Говорят, в последнее время на ней жили такие пылкие романтики,
что и по три месяца не выдерживали. Дожились до того, что моторное и
аккумуляторное хозяйство запущено, и этим же вертолетом забрасывается туда
много новых приборов и оборудования. Начальником там был тоже штучка, с
людьми не мог сладить, и другие, мол, грешки за ним водятся. Так что,
понимаешь, у меня сегодня довольно сложное настроение - жалко покидать
ребят, встреча с тобой отодвигается, но зато впереди трудности, которых я
не боюсь, впереди моя кровная и, главное, самостоятельная работа. А
вечером я много пел ребятам, в том числе и р-р-романтические песни.

А распахнутые ветра