"Владимир Чивилихин. Про Клаву Иванову" - читать интересную книгу автора

соседей он совсем не обращал внимания. Через тоненькую стенку Клаве было
хорошо слышно, как он утрами гремит гантелями, но все равно без толку - у
него был такой вид всегда, будто он горит в чахотке. По вечерам инженер
быстро шагал по комнате - три шага к двери, три обратно - либо скрипел
табуреткой и гулко, словно закаляневшим на морозе бельем, гремел чертежной
бумагой.
Иногда он заводил магнитофон, слышалась тихая, точно с далеких планет,
музыка. Для Клавы лучшей музыкой была тишина. И она ничего не понимала,
если играли на разных инструментах. Разбирала только, подо что можно было
танцевать, подо что нельзя. А инженер подолгу крутил непонятное. Поневоле
Клава тоже слушала, как все вместе и по отдельности играют скрипки, горны
и пианино, ей временами становилось хорошо, как в лесу, и она уже с
нетерпением ждала, когда сосед закончит перематывать ленты.
А неподалеку от общежития, у самого леса, объявилась небольшая воинская
часть. Она прибыла совсем недавно, по первому снегу. Солдаты огородились
забором, быстро поставили сборно-щитовые дома и натянули антенны. Они уже
начали работать на строительстве заводика шлакоблоков, а вечерами, при
фонарях, занимались шагистикой и распевали строевые песни. Как только
раздавались бравые солдатские голоса, инженер менял ленту, крутил быстрые
песни и подпевал на иностранном языке.


Инженер перевелся в наше депо откуда-то из России. Мы не думали, что он
много наработает, - не он первый, не он последний. Новые люди никак в депо
не приживаются. Из всех эвакуированных, к примеру, один я остался, да
только какой уж я теперь чужой? Трудов на Переломе положил порядком, мать
на жалком здешнем кладбище схоронил - она вконец свое сердце изработала, и
сестренку здесь доучил до института, и друзья у меня по гроб жизни из
местных.
В конце концов, где ни жить - земля кругла, и мы все перед ней равны.
Но как-то незаметно я уверовал, что живу на самой приметной ее выпуклости.
Почему я так считаю, сейчас расскажу.
Подрос, помню, маленько, стал понимать. И вот - еще в войну дело было -
слышу разговор, будто депо наше есть первое место в мире, что не
откуда-нибудь, а отсюда началась Советская власть. Ну, думаю, городят
огород. Будто бы в девятьсот пятом деповские создали тут первый на всей
земле рабочий Совет. Не раз слышал я эту песню и все не верил. Потом,
правда, и Глухарь подтвердил, что доподлинно знает это депо от верных
здешних людей, которые сгинули в тридцать седьмом. А прошлой зимой я сам
взялся и всех здешних стариков опросил. Они мало чего помнят, но уверяют,
что действительно в пятом году наш деповский рабочий комитет уже целую
неделю заправлял тут всей кашей и потом только такой Совет появился в
Иваново-Вознесенске, у ткачей. О тех временах напоминает Камень, что лежит
сейчас в сквере у депо, но я о нем подробней расскажу позже, к месту. А
как вам нравится первый Совет? Мне здорово нравится! Даже в газету я
написал об этом. Месяца три не отвечали, а потом сообщили, что переслали
мое письмо ученым, на проверку. Это бы ничего, да только доведут ли они
его до дела?
Еще рассказывают, как в гражданскую войну деповский отряд будто бы со
своей собственной пушкой-самоделкой прошел до самой Дальневосточной