"Владимир Чивилихин "Память" (роман-эссе)" - читать интересную книгу автора

великой для простого человека чести-офицерского чина. Он на успел надеть на
плечи эполет, но точно узнал, что приказ о его производстве в офицеры
подписан. Перед ним открывалось будущее, но через неделю человек этот
поступил не менее мужественно и благородно, чем самые благородные и
мужественные дворяне восставшего полка. Он совершенно сознательно
посодействовал освобождению Сергея Муравьева-Апостола, привел группу солдат
в Васильков к революционной присяге, высказался за безоговорочное
подчинение командирам, поднявшим знамя свободы. После разгрома восстания
Шутова приговорили к жуткой пытке - двенадцати тысячам палочных ударов! Во
время экзекуции спица его взбухла, налилась кровью, кожа полопалась,
исчезла в красном месиве, а его, привязанного к ружейному прикладу, все
тащили под барабанную дробь сквозь строй, пока он не упал без сознания.
Полковой санитар подлечил его, чтоб он смог получить остальные тысячи
ударов. Потом Михаила Шутова сослали в Сибирь, и, 'как пишут комментаторы
событий, "его судьба неизвестна". Быть может, пока неизвестна? Человек не
иголка даже в та::о:.;1 людском стоге, как Россия, или такой копчекопнище,
как Сибирь! До недавнего времени была неизвестна и судьба Павла
Выгодовского... И хорошо бы найти родное село Михаила Шутова, назвать его
именем сельскую школу или клуб.
Клим Абрамов, тоже фельдфебель. Частый гость и любимец Сергея
Муравьева-Апостола добровольно последовал за командиром. Хороший, верно,
был воин - имел боевой орден. Две тысячи палочных ударов...
Бунтарь-семеновец 1820 года, солдат-пропагандист 1825-го Федор Анойченко,
рядовой Олимпий Борисов, первым сорвавший на майоре Трухине копившуюся
годами .ненависть,- тоже каждому двенадцать раз сквозь тысячу шпицрутенов!
Декабристов-дворян, изгнанных в Сибирь после дознания и крепостного
заключения, было сто двадцать один человек. По необъяснимому совпадению, к
жестоким телесным наказаниям, последующей каторге и ссылке на Кавдаз и в
Сибирь был приговорен тоже ровно сто двадцать один солдат-декабрист, а
всего на Юге власти репрессировали около тысячи рядовых, унтер-офицеров,
фельдфебелей и юнкеров.
На Сенатской площади был смертельно ранен картечью матрос 2-й статьи
Анаутин, который задолго до восстания в родной деревне вел агитацию против
помещиков, та же судьба у матроса 1-й статьи Соколова и корабельного
музыканта Андреева. Были ранены в тот день, а после госпиталей и крепости
отправлены на Кавказ матрос Анисимов, участник Отечественной вой.ны 1812
года, матрос Трунов, канонир Крылов, юнга Баусов и многие их товарищи. И
среди этих декабристов были доблестные и честнейшие защитники Отечества,
отличившиеся в войне с Наполеоном, повидавшие Европу, были участники
дальних морских плаваний, были агитаторы, организаторы и просто верные
солдаты первого русского революционного выступления, исполненные
смертельной ненависти к самодержавию и крепостничеству, потому что с
детства испытывали их гнет на себе. Они были частицей народа, и лучшие из
них рисковали в 1824 году сознательно, добровольно и отнюдь не меньше своих
командиров. И почти сто лет назад, когда готовились к печати замечательные
"Записки" Ивана Горбачевского, впервые так подробно и живо рассказавшие
русскому читателю о "славянах" и черннговцах, Московский цензурный комитет
писал в своем запретительном заключении, что во время восстания "многие из
офицеров Черниговского полка оставляли свои места, из солдат же - никто"...
Официально их чаще называют "участниками восстания декабристов", но пора,