"Сергей Чилингарян. Бобка (Повесть о собаке)" - читать интересную книгу автора

свой вопль. Он кубарем отдернулся от колеса, от чудовищной боли, что
осталась за ним. Скатившись с насыпи, припустил со всех лап... - хотел
припустить... - и сделал уже несколько прыжков, но они получились нетвердые,
с провалами, будто одна передняя лапа каждый раз попадала в ямку, а на
каждый прыжок при- ходился удар острой боли. Ударила в нос неизвестно откуда
взявшаяся кровь. Боб- ка припал наземь и с надрывом заскулил. Но боль не
вытолкнулась наружу - она огорячилась, стала мокрой. Бобка узнал, откуда она
идет, вместе с кровью - из укоротившейся правой лапы, будто лапа так сильно
подогнулась, что ее не видно. Он стал суматошно лизать густо текущую кровь,
торопясь вместе с нею зализать боль. Вылизал конец лапы до чистой кости, а
боль не ушла обратно; от жестких шлепков языка она усилилась. И тогда Бобка
заскулил ввысь - про- тяжно, без надежды, лишь для того, чтобы известить
окружающих, что ему тяж- ко, чтобы его как-нибудь утешили или хотя бы
остерегли от дальнейшей боли.
Когда он немного успокоился, солнце уже висело низко. Лай своры давно затих
в стороне леса. Лишь вначале приотставшие кобельки издали оглядывались на
Бобку; потом взбегали на насыпь, что-то нюхали там между рельсов. Шматок
подозрительно поджался, будто к нему приближались бить, - и весь остаток
своры кинулся в лес.
Лежа под насыпью, Бобка слышал надвижку и прогрохатывание поездов, их
шипящую остановку, крики проезжих людей. Потом на крайнем пути стоял еще
один товарный поезд, и вдоль него не спеша прошел тихий, темный человек в
промасленной одежде, однообразно стуча железками. К одиноко лежащему псу с
затомившимися глазами служебный человек не подошел, видно, побояв- шись, -
может, тот уже больной и пропащий. А может, ему было некогда.
Бобка неподвижно притих, полизывая голый кончик лапы. Боль уравновесилась
терпением, даже чуть отошла, но влезла внутрь лапы, глухо добираясь до
плеча. Бобке стало нестерпимо грустно, что он один и беспомощен, что суки
теперь не хочется и не хочется даже играть и двигаться; Хозяин далеко, а
Хозяйка с Мальчиком еще дальше и уже много дней как не появлялись. Он
утешился бы сейчас любой посторонней жалостью, хоть разговорным успокоением.
Но после обоих поездов с людьми, а потом и товарного снова стало тихо - до
стригущего шороха кузнечиков в сухой жесткой траве. Вдали прошли разговоры
приезжих и уходящих с работы людей. Среди них Бобка распознал голос Хозяйки,
торопивший Мальчика, - или же это ему почудилось в забытьи? Замирая вдали,
тонко надревывал автобус, увозящий людей. Пронзительно кричала над Бобкой
птица, что он так долго отдыхает в неположенном месте; кричала, качаясь на
крыльях, и угомонилась с сумерками.
Ночью Бобка задремывал от слабости, но просыпался от боли и собственного
скуления.
Ближе к рассвету его стало раскруживать на месте; в закрытых глазах качалась
тошнота - и напомнилось, как в щенячестве он подолгу вертелся за своим
хвостом. Он поднимал намаянные веки и цеплялся взглядом за приметные кустики
и камни, чтобы остановить мутившую его круговерть. Живот его дернулся и
вмялся, чтобы вытолкнуть тошнотную муку. Но ничего не вышло, лишь едкая
горчащая слюна. Потом глаза жмурились в забытьи - и круговерть снова
трогалась.
Утром, когда рассвело, Бобка поднялся на лапы и осторожно попрыгал обратно
по своему следу. Насыпь он одолел не сразу, срываясь и визгливо скуля, когда
укороченная лапа пыталась карабкаться по склону. Достигнув наконец рельса,