"Индиана Джонс и Великий потоп" - читать интересную книгу автора (Макгрегор Роб)

ГЛАВА 5. ПОЗДНИЕ ГОСТИ

– Интересно, каково сейчас в «Блэкстоуне»? – подал голос Инди со своих нар в голой тюремной камере.

Им предъявили обвинение в распутстве, непристойном поведении и сопротивлении при аресте. Раньше утра им никак не выйти, и мысли Инди неудержимо возвращались к пустующим апартаментам в «Блэкстоуне».

– Лучше сосчитай, сколько раз тебе сегодня повезло.

– Повезло? – удивился Инди. – И в чем бы это?

– Я только хочу сказать, что надо благословлять Господа, что нас захватили легавые, а не бульдоги, и что они оказались настоящими легавыми.

– Ага. Я просто счастливчик.

– Ладно, прости меня, – поглядел Шеннон на друга с противоположных нар. – Как только мы отсюда выйдем, тебе лучше всего держаться от меня подальше.

– Джек, кончай!

– Я не шучу. События выходят из-под контроля. Сам погляди, куда нас занесло – а ведь нам еще повезло, как я уже говорил.

– А кто говорил, что это я втягиваю тебя в опасные воды? – ухмыльнулся Инди.

– Наверно, я просто плачу тебе той же монетой.

Теперь Инди понял, что привело Джека к религии. Но обращение к Богу столь не в духе прежнего Шеннона, что Инди все-таки спросил, как это получилось.

– Что получилось?

– Да с Евангелием.

– Один из парней, играющих в «Гнездышке» как-то раз вечером пригласил меня в церковь. Сказал, что им нужен трубач. Я думал, это будет что-то вроде благотворительного собрания – ну, знаешь: приходишь, играешь, получаешь свою плату и уходишь. Но когда мы пришли туда, каждый приветствовал меня с такой теплотой, что я почувствовал себя совсем своим. В общем, не пойму; просто мне стало как-то очень хорошо. Оказалось, что священник прежде был пианистом по части бочковой музыки, пока не обратился к Богу.

– Да неужто?

– Пожалуй, этим-то церковь и подкупила меня. Я просто почувствовал себя уютно, да вдобавок там были другие музыканты. А вскоре и Евангелие обрело для меня смысл. Будто я в глубине души нуждался в нем и оказался готов к обращению.

– Так значит, ваши собрания не похожи на католические мессы?

– Никакого сравнения. В нашей церкви вообще не блюдутся никакие ритуалы. В том смысле, что можно вскочить и орать, если на тебя найдет такое желание. Словом, гораздо свободнее.

– А священник – негр?

– Спрашиваешь! Это же негритянская церковь.

– Так ты что, единственный белый во всем приходе?

– Есть еще несколько человек, состоящих в смешанном браке, но из ирландцев я один. Амброз – это священник – говорит, что расовая принадлежность членов конгрегации не важнее цвета носков, что ты носил вчера.

– Ну, раз тебе там по душе – почему бы и нет?

– Инди, церковь заново открыла мне глаза на мир. На самом деле открыла.

Шеннон явно говорил от всего сердца; Инди не имел ничего против. Он лишь надеялся, что его старый друг не уйдет в религию настолько, чтобы стать нетерпимым к иноверцам и инакомыслящим.

– Джек, сделай мне одну любезность, а? Никогда не пытайся убедить меня, что мир сотворен во вторник утром шесть тысяч восемьсот двадцать три года назад.

– А разве не в четверг? – рассмеялся Шеннон. – Ладно уж, обещаю. Может, я и буду так думать, раз такое сказано в доброй книге, но не стану пытаться заставить тебя поверить тому же.

Минута прошла в молчании, затем Шеннон снова заговорил.

– Знаешь, может и не так уж скверно вместе оказаться в тюрьме.

– Как это?

– У нас впервые за много времени появилась возможность поговорить.

– Это верно.

– Надеюсь, ты получишь работу в университете. Было бы замечательно иметь тебя под боком. По крайней мере, когда все утрясется.

– Единственная проблема с работой, что мне снова придется преподавать кельтскую археологию, а ведь я именно от нее и бежал.

– Знаешь, может, тебе следует вернуться к переводу текстов. Ты ведь по части языков дока.

– С какой стати ты об этом вспомнил? – с подозрением спросил Инди.

– Да я и сам не знаю. Просто пришло в голову, что нечто этакое могло бы снова сблизить тебя с отцом. По-моему, всякому важно наладить отношения с родителями, особенно с отцом.

– Джек, не волнуйся за нас с отцом. Мне ситуация известна лучше, чем тебе: переводом древних текстов его чувств не завоюешь. Во всяком случае, при сложившихся обстоятельствах.

– Наверно, ты прав.

– Кроме того, я уже отверг возможность заняться именно этим. За это меня и выставили.

– А я думал, ты сам уволился.

– У нас возникло нечто вроде обоюдной договоренности. Переводить мертвые языки для живых не по мне. От этого можно напрочь свихнуться.

Шеннон немного поразмыслил.

– С чего ты так решил?

– Просто так оно и есть. В огаме нет гласных. В древнегреческом отсутствуют знаки препинания. Иной раз в нем одну строчку читают слева направо, а другую – справа налево.

– Оно так, – развел руками Шеннон, – но ты ведь любишь славные загадки.

– Послушай, кроме шуток, от этого можно свихнуться. Ты никогда не слыхал о Джордже Смите?

– На каком инструменте он играет?

– По-моему, ни на каком. На рубеже столетий Смит стал чуть ли не самым прославленным дешифровщиком древних языков, когда перевел клинопись, обнаруженную в развалинах Ниневии.

– Погоди секундочку. Ты разве забыл, что я всего-навсего джаз-музыкант? Что за язык такой эта клинопись? Ни разу не слыхал.

– Это не язык, а алфавит, употреблявшийся в ряде языков – вавилонском, ассирийском, шумерском и персидском. Отчасти трудности перевода объясняются и этим. Буквы в нем записываются этакими клинышками, и он настолько несхож с остальными алфавитами, что долгое время его считали просто декоративным узором. Но в конце концов были обнаружены клинописные словари с переводом на несколько языков.

– А при чем тут твой Смит? Он что, нашел эти словари?

– Нет, их нашел Роулинсон. А Смит перевел клинопись, обнаруженную в дворцовой библиотеке ассирийского короля Ашшурбанипала.

– Там были книги?

– Книги, только из глины. Написанное обжигали, а не печатали.

Тряхнув головой, Шеннон залился смехом.

– Инди, я просто диву даюсь, откуда ты столько всего знаешь!

– А я диву даюсь, что ты можешь вот так вот взять корнет и создать настоящую музыку.

– Так то другое дело! А вот твой рассказ весьма любопытен. Ведь упомянутые тобой люди жили в ветхозаветные времена, правда?

– В ветхозаветные и задолго до того. Но позволь мне сперва досказать начатое. Смит как раз переводил отколовшийся фрагмент одной книги, когда вдруг осознал, что читает историю библейского Потопа.

– Шутишь, небось? Ты имеешь в виду тот потоп, о котором писал Моисей в Книге Бытия, когда был Ноев ковчег?

– Правильно. Но версия, которую переводил Смит, была написана задолго до еврейской. Поражает в ней то, что история практически та же самая, за исключением имен божества и Ноя.

Шеннон внезапно издал ликующий вопль, подскочил с места и, воздев руки над головой, начал помавать ими в воздухе.

– О, да! Хвала Господу!

– Что стряслось? – встревожился Инди.

– Мне только что было дано откровение.

– Ты о чем?

– Не могу поверить… Наоборот! Я верю! Верю!

– Джек, угомонись…

– Послушай! Ноев ковчег! В самую точку! Аллилуйя! Для меня прозвучал глас Господень! По-моему, тебе предначертано завтра вечером пойти в церковь со мной.

Инди тут же решил, что обрушившиеся на семью Шеннонов беды в конце концов сказались на рассудке Джека.

– Джек, ты сядь и сделай глубокий вдох.

– Думаешь, я рехнулся, а? Ошибаешься. Завтра вечером, Инди! Это важно.

– Джек, я же тебе говорил, что ничуть не против твоих походов в церковь. Хвали Господа и читай Библию сколько угодно, но не пытайся затащить в свой храм меня, ладно?

– Ты не понял! Завтра вечером там будет человек, особый гость, собирающийся прочесть проповедь. Мне кажется, ты должен его послушать.

– Зачем?

– Его проповедь называется «Библейский Потоп». Он собирается говорить о Ноевом ковчеге. Фактически говоря, он забирался на гору… гору…

– Арарат.

– Правильно. Он забирался на гору Арарат и нашел Ноев ковчег.

– Это он так говорит, – без энтузиазма откликнулся Инди. – Джек, ну, сам подумай. Давай мыслить рационально. Если бы он нашел Ноев ковчег – как по-твоему, разве об этом не раструбили бы на весь мир? Черт, да Ковчег, наверно, уже стащили бы с горы и выставили на обозрение на всемирной ярмарке.

– Инди, не суди поспешно, а? Ты отвергаешь его рассказ, даже не выслушав.

– Того, что я слышал, вполне довольно. Ноев ковчег – это легенда, миф. Боже мой, да нет там никакой деревянной ладьи, на которую можно поглядеть, если влезть на вершину.

– Ты даже не хочешь его послушать, а? – Шеннон казался сильно огорченным. – Ты настолько убежден, будто мы, так называемые врали-евангелисты, заставим тебя чему-то поверить, что заранее не веришь ни одному слову. А если он, и правда, нашел Ноев ковчег? Можешь ты это на минутку допустить?

– Ладно, извини, – поднял Инди ладонь, понимая, что Шеннон прав. Он реагировал на слова Джека точно так же, как большинство его прежних коллег отреагировали бы на его рассказ о собственных переживаниях. О переживаниях, которые сам Инди не мог истолковать или до конца осознать. Он никогда не рассказывал коллегам, не считая самых общих деталей, что произошло с ним в Стоунхендже. Не проронил ни слова ни о загадочном воздействии камня под названием Омфалос, ни о своей странной беседе с любезным старцем, назвавшимся чародеем Мерлином. Нельзя сказать, чтобы Инди недоставало отваги поведать обо всем – просто он считал эти переживания глубоко личными. Кроме того, как же убедить хоть кого-нибудь в достоверности подобных событий, если он и сам их до конца не постиг?

– Знаешь, что я тебе скажу? Если сумеешь вытащить нас отсюда, я охотно пойду с тобой завтра вечером.

– Великолепно! Не беспокойся. Утром мы отсюда выйдем, уж это я обещаю.

– Обещай еще кое-что.

– Что именно? – осторожно уточнил Шеннон.

– Будь любезен, больше не ори мне в ухо свои аллилуйи.

Оба рассмеялись. Инди понял, что их дружба получила новое подтверждение.

До утра оставалось еще несколько часов, так что Инди решил хоть немного поспать и забыть о случившемся. Он уже вытянулся на нарах, когда Шеннон снова подал голос:

– Слышь, а ты так и не досказал свою историю про мужика по фамилии Смит.

– А, ага, – вспышка шенноновского энтузиазма заставила Инди напрочь позабыть о Смите.

– Ты сказал, что он перевел книгу с рассказом о Потопе, только куда более древнюю.

– Верно. Человека, который построил ладью и спас животных, звали Утнапиштим.

– Значит, было два Ноя? – озадаченно спросил Шеннон.

– Не знаю. Но суть другом. Я веду к тому, что работа потребовала от Смита предельной концентрации и сказалась на его рассудке. Закончив делать перевод одного из важнейших фрагментов, он вдруг заявил коллегам: «Я первый человек, прочитавший этот текст после двух тысячелетий забвения». Затем как-то странно зарычал и начал срывать с себя одежду. Прожил он после этого совсем недолго. Ему было всего тридцать шесть.

– Да небось, ты сам это выдумал.

– Нет, ничуть.

– По-твоему, он был одержим дьяволом?

– Нет. Я же сказал, что перевод древних языков может довести до безумия, а мне не хочется следовать по стопам Смита.

– Понимаю, но…

В этот момент в коридоре хлопнула входная решетка, и Шеннон вскочил.

– Быть может, мы выйдем отсюда раньше, чем я думал!

Послышались шаги, и внезапно у дверей показался надзиратель с ключами.

– Ну, что я говорил?! – обернулся Шеннон к Инди. – Видишь, Бог нас не оставил.

Но взгляд Инди был устремлен на людей, стоявших позади надзирателя. Их было трое, все в черных костюмах и шляпах, надвинутых на глаза. Скорее всего, та самая троица, что заявилась за Шенноном в «Гнездышко».

– К вам гости, ребята, – заявил тюремщик. – Мистер Капоне хочет потолковать с вами.

Трое вошли в камеру, а надзиратель повернулся спиной. Двое пришедших извлекли из недр пальто короткие дубинки, а третий – круглолицый человек с темными, недобро прищуренными глазами – скрестил руки на груди и улыбнулся. Хоть Инди давно не был в Чикаго, но понял, что стоит лицом к лицу с Аль Капоне. Лондонские газеты так и пестрели его портретами, разнося о нем дурную славу.

– Итак, Джек Шеннон, твой старший братец игнорирует меня, а я-то думал, что у нас имеется территориальная договоренность.

– Я простой музыкант и слыхом ничего такого не слыхивал.

Один из головорезов Капоне ткнул Шеннона дубинкой в живот. Инди бросился вперед, но другой бандит стукнул ему по почкам. Оба узника рухнули на пол камеры.

Потом первый вздернул Шеннона на ноги и упер дубинку ему под кадык.

– Не строй из себя дурачка, Шеннон, – продолжал Капоне. – Отвечай на мои вопросы.

– Что вам от меня надо?

– Тебе сегодня везет, Джек. Нынче вечером я буду с тобой просто ласков. Будешь мальчиком на побегушках между мной и своим старшим братом Гарри. Усек?

Шеннон молча кивнул.

– Вот и славно! Видишь ли, вы, Шенноны, нарушили наше соглашение, что было полнейшей глупостью с вашей стороны. Но я еще разок попытаюсь вразумить вас. Скажешь своему братцу Гарри, что на моей территории шенноновского спиртного больше не будет, а еще, что я взял половину игорной выручки в «Гнездышке» за сегодня. Я слыхал, что вы, ребятишки, неплохо преуспеваете, вот мы и поделимся, как добрые приятели. Усек?

Шеннон попытался что-то возразить, но дубинка вдавилась ему в горло.

– Либо вы идете на это, либо отправляетесь к своему возлюбленному папаше. Усек, Детка Джеки?

Инди, пошатываясь, встал.

– Отпустите его!

– Шеннон, а это что за тип? – уставился на него Капоне. – Еще один простофиля-горнист?

Инди сделал выпад, метя сбоку Капоне в челюсть, но тот вовремя увернулся. Зато гангстеры тут же набросились на Инди, опрокинув его на пол, и принялись обрабатывать кулаками и дубинками, пока глаза ему не застлала кровавая пелена.

– Прекратите! – завопил Шеннон. – Вы убьете его!

– Достаточно, – бросил Капоне. – Поднимите его.

Головорезы ухватили Инди за рубашку и поставили его на ноги. Инди почти ничего не видел, но догадывался, что сейчас будет. Отведя руку подальше, Капоне со всего маху ударил археолога в челюсть, и свет для Инди померк.