"Индиана Джонс и Великий потоп" - читать интересную книгу автора (Макгрегор Роб)

ГЛАВА 3. «ГНЕЗДЫШКО»

Чикаго, три недели спустя


Стоя у окна поезда, прибывающего на вокзал Юнион, находящийся близ улиц Джексона и Канала в пригороде Чикаго, Инди вглядывался в толпу суетящихся на платформе людей. Платформа – будто грандиозные подмостки, а каждый человек – актер, играющий свою роль в непостижимой пьесе, не знающей ни начала, ни конца. Во время диалогов обычно все говорят одновременно; лишь порой человек выдвинется на первый план для монолога, да и то, всего на несколько секунд, – чтобы тут же раствориться в толпе.

«В каком-то смысле весь город – будто продолжение этой платформы», – подумалось Инди. Разумеется, сцена города устроена куда сложнее; здесь в буквальном смысле разыгрываются тысячи представлений одновременно. Куда ни пойди, повсюду есть свои главные герои и своя массовка. Чикаго – это шумная пьеса, в которой разговоры время от времени перемежаются пунктирным стаккато автоматных очередей, ревом гонимого на бойни скота, скрежетом и скрипом индустриальных мотивов. В Чикаго сплелись в органичное единство гармония и какофония, трагедия и комедия; представление идет круглые сутки, не прерываясь ни на миг.

За годы жизни в Чикаго Инди ни разу не приходило в голову ничего подобного; но восемь лет, проведенные вдали от этого города, сделали его здесь чужестранцем, актером без роли. «Во всяком случае, пока», – подумал он, выходя из поезда на перрон.

День уже клонился к вечеру. Проведя девять суток в море, Инди уже три дня трясся в поезде и теперь чувствовал себя измотанным и сбитым с толку. Решив поискать гостиницу где-нибудь неподалеку от станции, чтобы передохнуть, он прошел несколько кварталов в сторону Шестой и Мичиган-стрит, и вдруг оказался перед входом отеля «Блэкстоун» – знаменитого, роскошного и весьма дорогого. Инди не останавливался тут ни разу; этот отель подходит лишь для богатых приезжих.

– Позвольте взять ваш багаж, сэр, – предложил швейцар – мальчишка-негр, одетый под стать генералу, но едва пяти футов ростом.

– Багаж? О, нет, спасибо. Пожалуй, я не буду здесь останавливаться.

– Почему? Разве у нас плохо?

– Плох не ваш отель, а мой кошелек, – рассмеялся Инди.

– Ну и что? Почему бы не пошиковать одну ночку? Честное слово, не пожалеете!

– Ты убеждаешь меня с таким пылом, будто получаешь комиссионные.

– Нет, просто я не хочу всю жизнь торчать у дверей. Подумываю пойти в торговлю.

– У тебя это дело пойдет.

– То есть, вы собираетесь остановиться в «Блэкстоуне»?

– Хотел бы, но мне это не по карману.

– Знаете что? Я могу устроить вам апартаменты-люкс по цене одноместного номера. Как вы на это посмотрите?

– Во-первых, ни к чему мне люкс, а во-вторых, с какой это стати такая забота обо мне?

– С какой стати? Да с такой, что я наверняка могу это сделать и вижу, что вы из тех парней, которые способны извлечь пользу из приватной информации, если вы понимаете, о чем я толкую.

«А, была не была, – промелькнуло в голове у Инди, – идея-то не так уж и плоха!» При увольнении он получил компенсацию в размере двухмесячного жалования. Можно позволить себе пару дней посибаритствовать, а потом найти жилище подешевле.

– Ладно, уговорил!

– Отлично! Меня зовут Фрэнки. Если вам чего понадобится, вы меня только кликните.

Фрэнки распахнул дверь, и Инди на мгновение даже оцепенел от представшей взору роскоши; сердце буквально замерло у него в груди. Ноги утопают в толстом ковре; под потолком сверкают массивные замысловатые люстры; стены украшены резными панелями из дорогих сортов дерева, и повсюду, куда ни глянь – изящные мраморные статуи.

Пройдя к стойке регистрации, Инди осведомился о номере. Портье с улыбкой сообщил, что не занят всего один одноместный номер на втором этаже.

– Одноместный? – переспросил Инди.

– Но вы ведь один, не так ли? – озадаченно оглядел его портье.

– Ага.

Пару минут спустя, покончив с оформлением, портье пошел за ключом, но вскоре с огорченным видом вернулся.

– Извините, мистер Джонс, но возникла небольшая проблема. Обещанный вам номер уже занят. Всего минуть пять назад один из наших гостей решил сменить комнату. Свободных номеров нет… за исключением одного, но это угловой люкс.

Инди невольно рассмеялся, изумившись осведомленности Фрэнки, но тут же осознал, что портье не предлагает никакой скидки.

– Увы, мне это не по средствам. Придется остановиться в другой гостинице.

Портье эта новость не обрадовала.

– Пожалуйста, подождите минуточку! – с этими словами он скрылся в служебном кабинете. Инди проводил взглядом гордо проследовавшую мимо пожилую даму в мехах и бриллиантах, перед которой бежали два пуделя, а позади, опираясь на эбеновую тросточку с набалдашником в виде головы льва, шествовал мужчина в цилиндре и фрачной паре. Интересно, если это их повседневная одежда, то каковы же у них вечерние туалеты?

– Мистер Джонс, я переговорил с управляющим. Вы можете взять апартаменты по цене одноместного номера. Простите за возникшую путаницу.

– Ничего страшного, – отозвался Инди, мысленно уточнив, что как раз подобная путаница его вполне устраивает.

– Сэр, позвольте помочь вам с багажом, – снова подвернулся под руку Фрэнки.

– Спасибо. Откуда ты знал, что так получится?

– Работая на дверях, всякого нахватаешься, – ухмыльнулся Фрэнки. – Много всякого.

– Так почему же ты не у двери? – дожидаясь лифта, поинтересовался Инди.

– Просто пришел вам помочь.

«Да уж, конечно», – подумал Инди, прикидывая, сколько у него мелочи. Настало время расплаты. Чикаго не меняется – все, от мэра до швейцара, живут вымогательством.

Пару минут спустя Инди разместился в безукоризненно-чистом угловом люксе с двумя королевскими постелями. На чаевые Фрэнки он потратил куда больше, чем рассчитывал уплатить за номер, но не придал этому значения, радуясь, что парнишка убедил его остановиться здесь; сам по себе Инди ни за что на такое не отважился бы. Плюхнувшись на кровать, он буквально через пять секунд уже крепко спал.


* * *

А в это время в другой комнате отеля «Блэкстоун» Екатерина Заболоцкая стояла у окна, расчесывая свою длинную светло-русую косу. Тремя этажами ниже по улицам ходили люди. Чикаго Кате не приглянулся; Сан-Франциско, за последние шесть лет успевший стать ее домом, куда симпатичнее. Впрочем, впечатление от Чикаго ей испортила слежка.

Небрежно погладив бархатные гардины, Катя пошевелила утопающими в толстом ковре пальцами ног. За двадцать четыре года своей жизни она еще ни разу не жила в столь роскошной обстановке. Здесь она вдруг ощутила себя сказочной царевной – а заодно, как это часто бывает в сказках, пленницей. Шпик наверняка где-то там. Выжидает. Невозможно никуда выйти, не привлекая его внимания; он буквально вездесущ. Стоит в подъезде по ту сторону улицы, но едва повернешь за угол, как шпик уже маячит впереди. Выжидает. Преследует. Немыслимо, но ему это удается. Папа уже готов поверить, что сам дьявол идет по их следам, и чувства отца вполне можно понять.

Быть может, не стоило приезжать в Чикаго. Но если так, то не стоило браться за это дело вообще. Катя не могла позволить подобным мыслям сбить себя с толку. Ей просто необходима вера в правильность избранного пути и в то, что все рано или поздно образуется.

Отойдя от окна, она постучала в отцовскую дверь. Пора обедать; на сытый желудок все наверняка будет выглядеть не так плохо. Ей очень хотелось в это поверить. Без веры просто невозможно жить.


* * *

Инди пробудился, раз за разом повторяя застрявшую в мозгу фразу: «D означает дуир… D означает дуир… D означает дуир… D… D… D…»

– Ну ладно уж, ладно, – пробормотал он в полусне. Он покинул и университет, и Лондон уже две недели назад, но кельтская тема продолжала упорно донимать его. Сморгнув сон с глаз, Инди огляделся. Уже стемнело, но отдернутые шторы впускали в комнату свет уличных фонарей. Он еще толком не отдохнул и испытывал искушение повернуться на другой бок и снова уснуть, но вместо того нашарил выключатель ночника и дернул за его цепочку.

Затем подошел к радиоприемнику, повернул ручку и снова лег, дожидаясь, когда лампы прогреются и приемник заговорит. Надо услышать, который час, а уж потом решать, что делать дальше. Выходить никуда не хотелось, а с Джеком вполне можно повидаться и завтра. Диктор читал сводку новостей; Инди включился на окончании рассказа о том, как агенты Федерального бюро обнаружили самогонный заводик в пакгаузе всего в квартале от здания муниципалитета городка Сисеро, что под Чикаго. Затем пошли национальные новости.

– Прошло уже две с половиной недели с момента завершения исторического перелета Чарльза Линдберга из Нью-Йорка в Париж, и теперь нам стали известны кое-какие детали его длительного одиночного путешествия по воздуху. Многим из нас было невдомек, как Линдберг ухитрился бодрствовать все тридцать три с половиной часа полета, и теперь мы получили любопытный ответ на этот вопрос. Согласно сообщению одного из друзей семейства Линдбергов, пилот неоднократно упоминал в беседах, что порой чувствовал себя в самолете не одиноким, будто рядом с ним в кабине был еще некто, какое-то невидимое присутствие, направлявшее его и помогавшее хранить бодрость.


Слушая скороговорку диктора, Инди спустил ноги с кровати. Если Линдберг мог не спать всю дорогу через Атлантику – значит, и Инди чертовски хорошо может не поспать нынче вечером, чтобы повидаться со старым другом. Позвонив в обслуживание, он заказал бифштекс в номер и отправился в душ. К половине десятого Инди успел поесть, одеться и собрался выходить. Стоило ему выйти через дверь-вертушку, как к крыльцу отеля подкатило такси. Инди тут же сел на заднее сиденье.

– Отвезите меня на угол Тридцать пятой и Стейт.

Таксист, негр лет пятидесяти, искоса оглянулся на пассажира.

– А вы точняком хотите туда, сэр?

– Там по-прежнему играют джаз, а?

– Да, сэр. Это уж верняк, – шофер тронул машину с места.

Округа Стейт-стрит прослыла бандитским районом, а заодно колыбелью джаза, исполняемого по всему Чикаго. Это негритянский район, а всего в нескольких кварталах от него расположены ирландская, литовская и польская общины, выросшие вокруг окрестных скотобоен и складов.

Инди глазел из окна машины, ехавшей по людной улице, и вспоминал дни учебы в колледже, когда они с Шенноном провели множество вечеров в здешних окрестностях, тайком проскальзывая в ночные клубы «для черных и цветных» – так называли заведения, где обслуживали людей с любым цветом кожи. Обычно дело кончалось на какой-нибудь вечеринке, где у Шеннона наконец-то появлялась возможность сыграть на своем корнет-а-пистоне в компании настоящих джаз-музыкантов.

Теперь же джаз – во всяком случае, водянистая версия настоящего, густого варева – распространился в Чикаго повсеместно. Уже вышла на экраны первая кинокартина, в которой актеры по-настоящему разговаривали – и называлась она никак иначе, а «Джаз-певец», с Элом Джолсоном в главной роли. Теперь газетчики называют нынешнее время не только «бурными двадцатыми», но и «веком джаза».

На тротуарах яблоку негде было упасть; из ночных клубов доносилась музыка. Подъезжая к Тридцать пятой улице, Инди приметил несколько заведений со знакомыми названиями: кафе «Страна грез», «Райские кущи», «Элита №2» и «ЛяФеренция». Затем показался театр «Новая монограмма», а рядом с ним – здание с горевшей красным неоном вывеской «Гнездышко» над входной дверью.

– Вот здесь. Как раз сюда я и нацелился.

– В «Гнездышке» вы уж поразвлечетесь, – провозгласил шофер, принимая плату. – Только посматривайте по сторонам. А то там на что хочешь можешь напороться.

– Спасибо за совет, – откликнулся Инди, добавив пару монет сверх счетчика.

Перейдя улицу, Инди уже подходил ко входу, когда его персоной заинтересовались двое полицейских.

– На второй этаж, – лаконично бросил один.

– Ночной клуб на втором этаже? – с недоумением поинтересовался Инди.

– Для вас – да, – уточнил фараон.

Поначалу Инди не понял, в чем тут суть, но теперь до него дошло, что подразумевают полицейские: для белых предназначен второй этаж. Инди вошел в вестибюль и уже собирался подняться на второй этаж, когда дверь распахнулась, и мимо него прошла негритянская чета. Послышались страстные аккорды фортепиано, на мгновение взору открылась обстановка клуба: небольшие столики с зажженными свечами, залитые зелено-красным светом подмостки, танцплощадку и витающее над всем этим табачное марево. Инди решил попытаться оглядеться в поисках Шеннона и привлечь внимание друга.

Он шагнул в дверь, но ему тут же заступил дорогу рослый широкоплечий негр в костюме и при галстуке, указав на лестницу.

– Там масса свободных мест, сэр.

– Спасибо. Я просто хотел повидать Джека Шеннона, играющего на корнете.

Негр пригляделся к Инди повнимательнее.

– Вы можете увидать его сверху. Мистер Шеннон на сцене.

Инди сунул швейцару пару монет, которых хватило бы на солидный обед.

– Скажите ему, что из Лондона приехал Инди. Я буду наверху.

– Непременно, – кивнул негр.

Второй этаж являл собой подковообразную галерею, вдоль перил которой выстроились столики для гостей. Инди пришлось миновать столиков пять, прежде чем удалось найти свободный. Сцена отсюда была видна прекрасно, и он сел. Хоть это заведение и напоминает парижские boоtes, но посетители второго этажа опрятным свитерам и лихо заломленным набекрень беретам предпочитают темные костюмы и низко надвинутые на глаза фетровые шляпы. Впрочем, может статься, в последнее время в Ветреном городе все просто помешались на гангстерском стиле одежды? Насчет женщин нет никаких сомнений; эти предпочитают вызывающие наряды – короткие юбки, длинные нитки бус, приспущенные до колен чулки и незастегнутые боты.

Заказав у официантки-мулатки «Кока-колу», Инди обратил взор на сцену, поскольку оттуда уже донеслись знакомые рулады корнета Шеннона и зажигательный ритм ударных. Со времени последнего свидания Шеннон ничуть не переменился – по-прежнему носил бородку клинышком, а его рыжие волосы оказались встрепаны, как всегда. В дни учебы Шеннон при росте в шесть футов и два дюйма весил сто сорок фунтов; непохоже, чтобы за последнее время его тощие телеса потяжелели хотя бы на фунт.

Доиграв третью пьесу, Шеннон дождался, пока утихнут аплодисменты, и склонился к микрофону.

– Благодарю вас. Вы прослушали «Великосветский скандал», позаимствованный прямиком у Кинга Джо Оливера собственной персоной. – Склонив голову к плечу, Джек воспользовался корнетом в качестве указки. – У рояля нынче вечером наш старый друг, Мистер Вилли «Лев» Смит. Воздадим ему должное. – Когда аплодисменты умолкли, он продолжал: – Давайте поприветствуем Санни Гриера, прибывшего постучать на барабанах прямиком из знаменитого нью-йоркского «Ритм-клуба». Сейчас мы вам сыграем еще пьеску, а потом устроим перерывчик. Когда мы вернемся, нам подыграет кое-кто из друзей Льва.

Приставив ладонь козырьком ко лбу, Шеннон оглядел галерею.

– Джонс, ты там? Сегодня вечером тут присутствует мой исключительный друг, однако нынче он не будет играть на нашей сцене. По роду занятий он профессиональный землекоп, и пробурился сюда прямиком из Лондона.

Инди рассмеялся, а Шеннон поднес корнет к губам. Оркестр завел бесшабашную мелодию, и танцплощадка заполнилась народом. Откинувшись на спинку стула, Инди отдался во власть музыки. Истинный джаз – это вопль неприкрытых чувств, песнь горя и счастья. Люди за остальными столиками второго этажа смотрели на танцплощадку, будто там идет специально устроенное для них представление. Кое-кто щелкал пальцами в синкопированном ритме, остальные просто глазели; для большинства белых, осмелившихся вторгнуться в эту округу, такого вполне достаточно.

Минут пять спустя оркестр ушел на перерыв, а Шеннон заспешил наверх, по пути утирая лоб полотенцем. Пробираясь к столику Инди, он раскланивался направо и налево и пару раз задержался, чтобы обменяться несколькими словами с завсегдатаями. Инди поднялся ему навстречу. Не ограничившись крепким рукопожатием, они похлопали друг друга по плечам.

– Значит, ты в самом деле здесь, – воскликнул Шеннон. – Я получил твою телеграмму, но все равно, как-то не верилось.

– Мне и самому не верится, – отозвался Инди, усаживаясь. – Будто все это мне пригрезилось.

– Ну-ну, здесь тебе не «Страна грез». Она в конце улицы. Тут мы грезить не позволяем.

Инди рассмеялся, и на мгновение вдруг припомнил сегодняшний сон. «D означает дуир… D означает дуир…» Там что-то было о проведенных в джунглях и напрочь позабытых днях. Там что-то такое разыгралось, вроде грез. Грез, похороненных на дне памяти.

– Ну, и как тебе заведение? – поинтересовался Шеннон.

– Примерно такое, как я предполагал.

– Тебе и половины не ведомо, Инди, уж поверь на слово.

– В каком это смысле?

– Знаешь ли, ведь заведение принадлежит нам.

– Кому это «нам»?

– Мне с братьями, а то кому же? Этакое негласное владение. Негр – управляющий, знаешь ли.

– В самом деле? Тогда меня удивляет, что ты не пускаешь белых на первый этаж. Когда мы прежде ходили с тобой послушать джаз, тебя подобное всегда возмущало.

– Да знаю, знаю. Мне пришлось сделать братьям такую уступку. Видишь ли, если мы устроим тут бедлам, то привлечем внимание к заведению, а вот как раз это-то для нас и нежелательно. У нас и так бед невпроворот.

Официантка поставила перед Шенноном стакан содовой, а Инди дала еще порцию «Кока-колы». Шеннон тут же извлек из кармана пиджака плоскую флягу.

– Хочешь джину?

– Я погляжу, ты совсем не меняешься.

Шеннон сдобрил напиток Инди спиртным; потом, наливая джин в содовую, поразмыслил над замечанием друга.

– А вот на сей счет не уверен. Инди, ты будешь поражен.

– Должно быть, сблизился с братьями? – подсказал Инди, пытаясь разведать, насколько сильно запутался Шеннон в делах гангстеров.

– Вообще-то я имел в виду не то, но, в принципе… Ага, я сблизился с семьей. Можно сказать, иначе было нельзя.

Инди знал, что Шеннон вернулся в родной дом и теперь живет там вместе с матерью и одним из братьев, имеющим жену и пару детишек.

– Тебе по-прежнему нравится снова жить в родных стенах?

– В этом есть определенные преимущества, – Шеннон пятерней расчесал свои густые спутанные пряди. – Я бы рад пригласить тебя пожить у нас, но в данный момент это далеко не лучшая мысль.

– Ничего страшного. Я уже нашел комнату. Остановился в отеле «Блэкстоун». – Инди меньше всего на свете хотел занимать место в доме, где и так, должно быть, повернуться негде.

– Шутишь! Там останавливался Гувер, когда приезжал в Чикаго.

– Охотно верю. Местечко там будь здоров, так что я в состоянии позволить себе пожить там лишь пару дней.

– Так ты надолго?

– Пока не знаю. Как сложится. Хочешь верь, хочешь нет, но попытаюсь устроиться на работу в старой альма-матер.

– А как же работа в Лондоне? – ошеломленно спросил Шеннон.

– Какая работа?

– Ты что, уволился?

– Это как посмотреть. Был сыт по горло. Стал просто каким-то одержимым. Даже видел, как Дейрдра идет по университетскому городку. Разумеется, на самом деле вовсе не она. Просто похожая девушка.

– Чертовски жаль, что так получилось, – промолвил Шеннон. – Мне известно, что между вами не всегда была тишь да гладь, но я с самого начала думал, что она как раз для тебя.

– Именно. В том-то и беда. Но теперь все позади, и надо выбросить это из головы.

– Ладно, я рад, что ты вернулся, но все-таки меня чуточку изумляет, что ты решил пойти в наш университет, особенно после того, как вы поцапались с Малхаузом из-за Дня отцов-основателей.

– Боже, да я почти забыл об этом незначительном эпизоде, – отмахнулся Инди. – Это ветхозаветная история.

– Пожалуй. Но если б тебе пришлось сделать это снова – ты повесил бы эти чучела, или нет?

Инди порылся в памяти, еще раз вытащив на обозрение давний эпизод. Тогда они вдвоем повесили на фонарных столбах чучела, олицетворявшие Джорджа Вашингтона, Томаса Пейна и Бенджамина Франклина в знак протеста против показных мероприятий и учебных заданий по случаю Дня отцов-основателей. Инди, попавшийся на горячем, едва не лишился диплома.

– Знаешь, когда спустя какое-то время оглядываешься на вещи, казавшиеся значительными, вдруг начинаешь понимать, что не так уж они и важны.

– Ты стал старше и мудрее, как я погляжу, – отхлебнув из стакана, резюмировал Шеннон.

– Нет, ты послушай! Тогда мне казалось, что я пытаюсь высказать свои воззрения по поводу восхваления героев. Сам знаешь, если бы британцы победили, герои нашей революции оказались бы обыкновенными уголовниками. Но на самом деле, как я осознал лишь теперь, моя декларация гласила, что нельзя никого заставлять праздновать свободу насильно. Свобода дана не для этого, а Малхауз просто заблуждался, заставляя нас принимать участие в праздновании.

– Пожалуй, ты прав. Я всегда считал, что ты таким способом восстал против посредственности, потому что весь этот праздник был ни чем иным, как…

Шеннон умолк на полуслове, устремив взгляд на первый этаж, на вошедшую в клуб троицу мужчин в шикарных костюмах и шляпах. Рослый швейцар тщетно пытался направить их на второй этаж.

– Похоже, им неизвестно, что белые на первый этаж не допускаются, – прокомментировал Инди.

– Известно. Они ищут меня, – Шеннон встал и попятился от стола.

– Что им от тебя понадобилось? – поинтересовался Инди, тоже вставая и направляясь следом за другом.

– Наверно, моя жизнь.