"Ангел" - читать интересную книгу автора (Демченко Сергей Александрович)

Глава X

Это место подходило мне просто идеально. По всем параметрам. В этом мире, и в этих странах тем более, почти не осталось безнадзорных и «ничейных» мест, земель и помещений. Практически каждая «конура» или райский уголок принадлежал кому-нибудь.

И тем не менее, я нашёл такое место. В глухих и труднодоступных предгорьях.

Полуразрушенная, поросшая мхом и травой на крыше хижина, некогда начавшая было даже гореть. По всей видимости, нечто вроде заброшенного охотничьего домика, стоявшего на краю лесного массива, упирающегося в глубокую пропасть. За которой через очередной хребет начиналась граница со Словенией. Там иногда мелькали высоко в небе истребители или раздавался гул секущих воздух шустрых пропеллеров.

То, что я нахожусь в Австрии, я уже понял. По упаковкам продуктов и рекламным надписям с адресами и реквизитами фирм на бортах грузовых автомашин.

Сначала мне показалось, что меня занесло в Германию. Но затем по этим факторам и по некоторым особенностям местного диалекта, наморщив лоб, я догадался, что немецкий здесь явно несколько «обработан». Как и в Дании. На свой собственный, местный лад.

Происшедшее два дня назад или ранее осознавалось с трудом. Отчасти в это не верилось. Не воспринималось мозгом то, что я стал убийцей.

Нет, я не помнил всех подробностей своих действий. Так, кое-какие обрывки. Но от этого мне не становилось легче. Поскольку всплывающие буквально по крупицам, эти подробности были очень кровавыми…

Первой моей мыслью, когда я буквально очнулся в угнанном мною джипе, который я, видимо, совершенно спокойно и без пошлых «человеческих» мыслей об ответственности, «взял» с какой-то стоянки, походя опрокинув наземь настырную охрану, было сдаться в полицию. А потом внезапно для себя я понял, что это попросту невозможно!

С ужасом я был вынужден признать, что отныне я не властен над собою, как живая сущность, как личность. Даже если допустить, что я сейчас же добровольно явлюсь в отделение и напишу слёзную явку с повинной, дам себя замотать толстенными цепями по самую макушку, неведомая, пугающая меня самого сила, спящая во мне, в нужный ей момент просто заставит меня, моё не принадлежащее уже мне до конца тело, освободиться.

При этом будут жертвы. Немалые, если учесть «рвение» тех, кто с радостью наденет на меня наручники. И тогда я вообще окажусь в постоянном поиске, драке, арестах, убийствах при регулярном «освобождении» и бегах.

В конце концов, на меня, может, и плюнут, а может, и постараются найти управу — то есть прибить любой ценой как крайне опасную для мира личность. Поскольку я находился в состоянии страшной вседозволенности и абсолютного равнодушия к земным проблемам не всё время, а лишь на период, необходимый кому-то для совершения изощрённого убийства мною кого-то, такая перспектива отношений с местным Законом или, храни Боже, с объединёнными против моей персоны усилиями ряда государств, меня почему-то не устраивала…

С одной стороны, меня, хотя и боялся я себе в этом признаться, восхищала собственная неуязвимость и те ощущения величия, что падали на меня в моменты «преображения», но вместе с тем я, придя в себя, исходил потом от страха осознания полной собственной подчинённости неведомому Игроку…

Я был игрушкой чьих-то рук, инструментом чьей-то могучей, непреодолимой Воли. Куклой, которой в спину вставили ключик и заставили дёргаться, тащась туда, куда ей абсолютно не было нужно, и к тому же делать то, что она с вечера и не планировала.

…Тщательно, продуманно сделанной, смертоносной и неудержимой в своём стремлении достигать поставленной задачи, игрушкой.

Та часть мозга, которая, по идее, должна отвечать за осознанность и знание истинной цели совершаемых телом поступков, была словно отключена, обесточена. Словно кто-то, прозорливый и знающий, аккуратно и тщательно перекусил провода, ведущие к ненужному, отработавшему ресурс блоку во вполне сносно действующем всём остальном механизме. Эдакие «лишние», зачем-то засунутые производителями, «детали», без которых механизм может существовать без особого ущерба для производимой им работы в целом.

Я помнил, что я нёс смерть. Но ни кем был тот, кто умирал под моими руками, ни конечной целей и первородных причин их смерти я пока не осознавал. Враг — и всё. враг должен умереть, кем бы он ни был. Именно это меня пугало более всего! Одно дело знать, за что ты разливаешь вёдрами кровь. А другое — «выкашивать поляну» ради непонятных тебе идей, и при этом не ведать, кто, что и за что, по какой причине.

Нужно сказать, что не сойти с ума от подобного «раздвоения» мне так же явно помогало Нечто, с интонацией превосходного психолога нашёптывающего мне в сознание другие «истины», общий смысл которых сводится примерно к следующему:

«Твои действия правильны и логичны. То, что ты делаешь, должно быть делаемо тобою без раздумий и колебаний».

Вот и всё. Все доводы.

На какое-то время совесть забивалась в глухой угол и спокойно там засыпала, пока мой упрямый мозг её не находил, не расковыривал то наглухо запечатанное убежище и не начинал вновь теребить её за уши.

Тогда она раздражённо зевала и начинала заученно и монотонно бубнить о когда-то услышанном, впитанном с ростом тела, — «этические нормы, Закон, ответственность за совершаемое»… Одним словом, «кво лицет ёви — нон лицет бови»… Снова мучения, и снова — хлопанье дверью, жёсткие шаги Проверяющего по коридорам и гневный окрик: «Опять?! Тебе же, кажется, уже говорили!!!».

И так — день за днём.

Это выматывало. С одной стороны, хотелось плюнуть на все сомнения и уверить самого себя в собственной непогрешимости и исключительности. По сути, я был неуязвим. Скорее всего, в обычном моём, «гражданском» состоянии, этой «неубиваемости» был определённый предел. А вот в состоянии «берсерка», как я его мысленно обозвал… Честно говоря, предела ЭТОМУ состоянию я себе даже не представлял. Наверное, всё-таки и в нём существовали какие-то способы остановить меня? Не знаю…

…Мою память временами тревожили моменты каких-то воспоминаний на уровне обрывков ярких картин. Вот я, если я могу судить о себе в таком состоянии со стороны, с невесть где взятым автоматом пытаюсь «расковырять» на куски точно такие же тела, как и тело последнего убитого мною гиганта со странной внешностью. Пули тогда упорно не желали их смерти. Лишь разогрев ствол как следует и поменяв не один магазин, мне удавалось вытрясти их них душу.

И при этом я так и не увидел их крови. Как у обычных людей, находившихся при них неотлучно, и при моём появлении молниеносно выхватывавших оружие. Правда, я оказывался всё равно быстрее. Эти умирали мгновенно, загадив мозгами и кровью полы и стены, даже не успев выстрелить, как и полагается живому существу в их положении против меня.

А вот в смерти их «подопечных» приходилось убеждаться дополнительно. Лишь довольно длительное время не видя и не чувствуя их дыхания, я мог уйти, подержав ещё для верности их рты и ноздри закрытыми.

…Вот — тоже я, но на этот раз отчего-то вооружённый дурацким огромным ломом, размахиваю им с силой безумного кузнеца и со сноровкой заправского мастера боевого шеста, владеющего им уже на уровне подсознания.

Жертвы сопротивляются наступающей на них гибели, как могут… И даже в том странном боевом состоянии я бывал, можно сказать, несколько удивлён их крайне долго выбиваемой из них живучестью…

Их кости трещали, головы телепались, словно у китайского болванчика…, их целиком страшно сотрясало от каждого моего удара. Но они хрипели, трещали, стонали, извивались от боли, захлёбывались какой-то жидкостью… и жили.

Жили и изредка даже пытались атаковать.

…Я усиливал натиск, во мне просыпалась отдающая привкусом странной смеси ледяной «пыли» и серебра ярость. И они послушно складывались, падая к моим ногам с выступающей из ноздрей жёлтой гадостью…

Однако я сильнее всего помню их — трёх самых последних. Становясь с каждым разом словно сильнее, я сражался с ними уже голыми руками, за несколько ударов попросту выколачивая из них всяческую способность к сопротивлению. А затем, словно в вату, впихивал в их обмякшие тела какие-то странные горошины. Их свет нестерпимо резал мне глаза, а их убивал на месте.

Последний, увидев в моих руках Это, бросился было наутёк, и весьма шустро, так что мне пришлось «догнать» его, швырнув ему в спину этот сгусток энергии. Да-да, я явственно ощущал то, как распирает от мощи эти крохотные частицы Космоса, в которых бурлили яростные потоки неведомых никому из живущих Сил…

Откуда взялось это ощущение, я не могу сказать. Когда я смотрел на них и брал в руки в состоянии «покоя», они были не опаснее мухобойки. И ничто в них не проявляло себя, как оружие, чья мощь явно превосходила суммарно десяток-другой огромных водородных бомб. Откуда я чувствовал верность этого сравнения, тоже не мог понять и сам.

Однажды мне внезапно пришла в голову мысль, что работает это исчадие… неизвестно чего именно тогда, когда я «перекидываюсь», как это можно выразить…

Видимо, я являюсь для них, спящих в своём беспредельном могуществе, своего рода катализатором, детонатором, активатором, возбудителем, наконец. Как и я сам, до того момента, когда не становлюсь «нужным»…

Тогда и они «просыпаются»… и начинают готовиться «действовать».

Как бы ни хотелось мне избавиться от них, от всех разом, выбросив в пропасть, все девять оставшихся, или попросту сунув их в ближайший мусорный бак, что-то гневно «подсказывало» мне, что делать этого ни в коем случае нельзя!

Что, сделав подобное, я создам кошмарную, непоправимую ситуацию, по сравнению с которой все мои прочие «спецоперации» по убиению неизвестных мне существ и прочие мои «подвиги» будут просто невинной шалостью.

И я с тоской убирал их на место — в подобие металлического цельного ремня с круглыми отверстиями для них. Они входили в них с лёгким щелчком. Как бы я ни тряс этот «ремень», не стукал им о колено и, чего греха таить, о камни, они не выпадали. Это меня удивляло.

Однако стоило мне, горя желанием просто понять их суть и полюбоваться на них, поднести к ним руку, они послушно оказывались в ладони, словно выражая собою полную готовность разнести для меня мир на составляющие. В такие моменты в моей руке возникало едва уловимое щекотание и покалывание. Словно я и они были «настроены» друг на друга, как половинки магнита на притяжение.

…Но, когда я подходил к ним с «агрессивными» намерениями вроде мыслей об их месте на помойке или о желании расковырять их ради удовлетворения первобытного, обычного дурацкого любопытства идиота-человека, как дружественный мне «магнит» поворачивался своей другой стороной. «Отталкивая» меня и «визжа» в ушах на неестественно высокой ноте. Точно такие же «протестующие крики» они издавали, едва меня начинало, словно неразумную обезьяну, подмывать глянуть на них в «действии».

Без ведома того, кто погружал меня в купель всепоглощающей Мощи…

Похоже, их словно «закодировали» на меня. И с каждым днём я убеждался в этом всё больше. Чем дольше мы находились вместе, тем сильнее становился я. И ко мне словно «привыкали» они. В мою голову закрадывались подозрения, что мы взаимно «приручали» друг друга. Я их — для полного раскрытия своей затаённой Силы. Они ж меня — для того, чтобы я проникался «родством» с ними и более не помышлял «послать» их подальше. И подспудно подпитывая меня энергией. Прося меня донести их, сохранить до нужного времени. Как-то необъяснимо я это чувствовал.

И ещё я заметил некоторую странность. То место, куда я пришёл вместе с ними, покинули даже насекомые и птицы, словно испугавшись чего-то. Как не видел я вблизи ни одного «туриста» или других людей.

Хотя, если судить по привлекательности местности, она должна просто кишеть всякого рода «паломниками». Создавалось впечатление, что эти твари обеспечивали мне ещё и полное инкогнито в этом месте…

Не знаю, как же мне точно к ним относиться, как к партнёрам или же как к сторожу, к надзирателю своему и тюремщику? Впрочем, я и без того действительно уже начинаю относиться к ним, как к чему-то живому, привычному и даже… жизненно мне необходимому, что ли?!

Бред какой-то, ей-богу…

Помещаю на место эту почти зеркальную, невесомую «дробину» и перевожу дух. После контакта с её поверхностью меня словно продирает мороз, из тела улетучивается усталость. Странно, что я никогда не чувствую в полной мере своего огромного, нечеловеческого размера и веса. Двигаюсь и ощущаю я себя удивительно легко, стремительно… и так, словно меня налаживали, регулировали и смазывали лучшие механики Вселенной.

Никакого тебе хруста суставов, затекающих от долгого сидения ног, болящих мышц или тяжёлой головы по утрам. Думаю, что если я вусмерть напьюсь накануне, мне даже не икнётся спозаранку. Просто странно. Тоже «их» заслуга?

Нет, я не против, конечно, не против такого чудесного своего состояния. Однако…

Однако вроде как и не совсем живой. «Человек, — как говорил какой-то подзабытый по имени мною сатирик, — если встал и понял, что у него ничего не болит, значит, уже умер»…

…Пожалуй, пора заняться обедом и туалетом. Даже если ты — чудовище, каких мало, не стоит ходить голодным, грязным одеждой и с немытым телом. Воды я наносил себе в берлогу только что. Дров вокруг полно. Очаг восстановил. Это не в диковинку и не в напряг для меня, сильного, как сто быков.

А вот, если честно сказать, стремительно грабить банк, разбивая вдребезги его решётки, сейфы, кассы и двери, и расшвыривая по сторонам бесчувственными кеглями переполошенную моим «торжественным входом» охрану, с целью «взять немного денюжек на карманные расходы» в супермаркетах, мне пришлось впервые.

Теперь меня однозначно «ищут». Интересно, какими ещё описаниями, кроме как «он был огромным, как гора, с пудовыми кулачищами, метался туда-сюда по помещению, и всё это время непрерывно бил меня, Ганса, Дитриха и Томаса, так что лица его мы абсолютно не помним», располагает полиция?

С таким же успехом можно искать в залитых наполовину водой джунглях Амазонии говорящую на идише пиявку. Те вертолёты, что барражируют вдоль границы, теперь явно высматривают громилу, который, по их мнению, уже сдуру прётся через горы с сумками, под завязку набитыми крадеными деньгами.

Миллиона полтора или два — столько я, кажется, и взял. Или они всерьёз рассчитывают, что вскоре тот, мнимый бандит, с бородой и «фомкой» подмышкой, решится на это? А то, что я буквально под их носом, им, бедолагам, и невдомёк.

Думая об этом, я невольно улыбаюсь.

Потому как обед у меня сегодня, на эти деньги и через купленные про запас деликатесы, должен выйти, что надо…