"Гильберт Кийт Честертон. Битва с драконом [Цикл о Брауне]" - читать интересную книгу автора

за куда более светлыми идеалами; мы не хотели найти его - и
современные и обыкновенные люди стремятся к более приятным
находкам; мы вообще о нем не думали. Но мы его нашли,
потому что он есть; и нам пришлось подойти к его костям,
даже если нам суждено об них споткнуться. Сам метод Гексли
разрушил концепцию Гексли. Не христианская этика выстояла в
виде гуманности - христианская демонология выстояла в виде
бесовщины, к тому же - бесовщины языческой. И обязаны мы
этим не твердолобой схоластике Гладстона, а упрямой
объективности Гексли. Мы, западные люди, "пошли туда, куда
нас поведет разум", и он привел нас к вещам, в которые ни за
что не поверили бы поборники разума. В сущности, после
Фрейда вообще невозможно доказать, куда ведет разум и где
остановится. Теперь мы даже не можем гордо заявить: "Я
знаю только, что я ничего не знаю". Именно этого мы и не
знаем. В сознании провалился пол, и под ним, в подвале
подсознания, могут обнаружиться не только подсознательные
сомнения, но и подсознательные знания. Мы слишком
невежественны и для невежества; и не знаем, агностики ли мы.
Вот в какой лабиринт забрался дракон даже в ученых
западных странах. Я только описываю лабиринт, он мне совсем
не нравится. Как большинство верных преданию католиков, я
слишком для него рационалистичен; кажется, теперь одни
католики защищают разум. Но я сейчас говорю не об истинном
соотношении разума и тайны.
Я просто констатирую как исторический факт, что тайна
затопила области, принадлежащие разуму, особенно - те
области Запада, где царят телефон и мотор. Когда такой
человек, как Уильям Арчер, читает лекции о снах и
подсознании и при этом приговаривает: "Вполне очевидно, что
Бог не создал человека разумным", люди, знающие этого умного
и сухого шотландца, несомненно, сочтут это чудом. Если уж
Арчер становится мистиком на склоне лет (спешу заверить, что
это выражение я употребляю в чисто условном, оккультном
смысле), нам останется признать, что волна восточного
оккультизма поднялась высоко и заливает не только высокие,
но и засушливые места. Перемена еще очевидней для того, кто
попал в края, где никогда не пересыхают реки чуда, особенно
же в страну, VI отделяющую Азию, где мистика стала бытом, от
Европы, где она не раз возрождалась и с каждым разом
становилась все моложе. Истина ослепительно ярко сверкает в
той разделяющей два мира пустыне, где голые камни похожи на
кости дракона.
Когда я спускался из Святых мест к погребенным городам
равнины по наклонной стенке или по плечу мира, мне казалось,
что я вижу все яснее, что стало на Западе с мистикой
Востока. Если смотреть со стороны, история была несложная:
одно из многих племен поклонилось не богам, а богу, который
оказался Богом. Все так же, передавая только внешние факты,
можно сказать, что в этом племени появился пророк и объявил