"Гильберт Кийт Честертон. Битва с драконом [Цикл о Брауне]" - читать интересную книгу автора

этом он лучше многих мистиков, сменивших его. Но они его
сменили. То, что он считал верным, - рухнуло. То, что он
считал рухнувшим, - стоит и по сей день. В споре с
Гладстоном он хотел (по собственным его словам) очистить
христианский идеал - нравственная высота которого
подразумевалась - от заведомо нелепой христианской
демонологии. Но если мы заглянем в следующее поколение, мы
увидим, что оно презрительно отмахнулось от возвышенного и
очень серьезно отнеслось к нелепому. Мне кажется, для
поколения, сменившего Гексли, очень типичен Джордж Мур -
один из самых тонких и талантливых писателей эпохи. Он
побывал почти во всех интеллектуальных кругах, пережил
немало мод и поддерживал (в разное время, конечно) почти все
модные мнения, чем весьма гордился, считая себя самым
вольным из вольнодумцев. Возьмем его как образчик и
посмотрим, что стало с утверждениями Гексли. Если вы
помните, Гексли иронически сомневался в том, что кто-нибудь
когда-нибудь считал справедливость - злом, милосердие -
ненужным или, наконец, не видел расстояния между собой и
своим идеалом. Но Джордж Мур, перещеголяв Ницше, сказал,
насколько мне помнится, что восхищается Кромвелем за его
несправедливость. Он же осуждал Христа не за то, что тот
погубил свиней, а за то, что Он излечил бесноватого.
Другими словами, он счел справедливость злом, а милосердие -
ненужным. Если же говорить о смиренном отношении к идеалу,
он заявил прямо, что у его несколько изменчивых идеалов одна
ценность - они принадлежат ему. Конечно, все это он писал
только в "Исповеди молодого человека"; но в том-то и дело,
что он был молод, а Гексли, по сравнению с ним, - стар.
Наше время подвело подкоп не под христианскую демонологию,
не под христианскую теологию, а под ту самую христианскую
этику, которая великому агностику казалась незыблемой, как
звезды.
Но, высмеивая мораль, новое поколение возвращалось к
тому, над чем смеялся он. В следующей своей фазе Джордж Мур
заинтересовался ирландским мистицизмом, воплощенным в
Иейтсе. Я сам слышал, как Йейтс, доказывая конкретность,
вещественность и даже юмор потустороннего, говорил про
своего знакомого фермера, которого феи вытащили из кровати и
отдубасили. И вот, представьте себе, что Йейтс рассказывает
Муру очень похожую историю: о том, как некий волшебник
загнал этих фей в фермерских свинок, а те попрыгали в
деревенский пруд. Счел бы Джордж Мур эту историю
невероятной? Была бы она для него чем-нибудь хуже тысячи
вещей, в которые обязаны верить современные мистики? Встал
бы он в негодовании и порвал отношения с Йейтсом? Ничуть не
бывало. Он бы выслушал ее серьезно, более того -
торжественно и признал бы грубоватым, но, несомненно,
очаровательным образцом сельской мистики. Он горячо защищал
бы ее, если бы встретил где угодно, кроме Нового Завета. А